Ведь еще долгое время после того, как индивидуум становится частично свободным, моральным организмом, способным к сознательному росту, сознающим внутреннюю жизнь, жаждущим духовного прогресса, общество продолжает быть внешним в своих методах, материальным и экономическим организмом, механическим, более нацеленным на существующее положение и самосохранение, чем на рост и самосовершенствование. Величайшим имеющимся триумфом думающего и прогрессивного индивидуума над инстинктивным и статическим обществом было могущество, которого он достиг своей мыслью-волей - вынудить и его также думать, раскрыть себя идее социальной справедливости и правосудия, общественной симпатии и взаимного сочувствия, ощущать скорее правило рассудка, чем слепой обычай, в качестве теста для своих установлений, и смотреть на ментальное и моральное согласие своих индивидуумов, как на по меньшей мере один существенный элемент обоснованности своих законов. В идеале, наконец, рассматривать скорее свет чем силу как свою поддержку, моральное развитие, а не месть и обуздание как цель даже своих уголовных действий, становится все же возможным для общественного разума. Величайший будущий триумф мыслителя придет, когда он сможет убедить индивидуальность и коллективное целое основать свои жизненные отношения и их единство и стабильность на свободном и гармоничном согласии и самоадаптации, и сформировать и управлять внешней посредством внутренней дисциплины, скорее, чем притеснять внутренний дух тиранией внешней формы и структуры.

Но даже этот успех, которого он достиг, является скорее вещью потенциальной, чем совершенным достижением. Всегда есть дисгармония и разногласие между моральным законом в индивидууме, и законом его нужд и желаний, между моральным законом, предложенным обществу, и физическими и витальными нуждами, желаниями, обычаями, предрассудками, интересами и страстями касты, клана, религиозной общины, общества, нации. Моралист тщетно воздвигает свой абсолютный этический стандарт, и призывает всех быть верными ему, не считаясь с последствиями. Для него нужды и желания индивидуума не имеют законной силы, если они находятся в конфликте с моральным законом, и социальный закон не может заявить свои требования, если они противостоят его чувству справедливости и отвергаются его совестью. Это его абсолютное решение для индивидуума - что он не будет лелеять никаких желаний и привычек, которые не согласуются с любовью, истиной и справедливостью. Он требует от сообщества или нации, чтобы они ни в грош не ставили даже свою безопасность и наиболее настоятельные интересы в сравнении с истиной, справедливостью, гуманностью и высшим благом народов.

Никакой индивидуум не поднимается до подобных высот, исключая моменты особого напряжения, и никакое общество, когда-либо созданное, не удовлетворяет этому идеалу. И при существующем состоянии морали и человеческого развития ничто, возможно, не может и не должно удовлетворять ему. Природа не допустит этого, Природа знает, что так не должно быть. Первая причина в том, что наши моральные идеалы сами по себе большей частью являются плохо разработанными, невежественными и произвольными, ментальными конструкциями скорее, чем вечными истинами духа. Авторитарные и догматические, они утверждают определенные стандарты в теории, не на практике, каждая существующая система этики оказывается либо при применении неработающей, или является, фактически, постоянно не достигающей абсолютного стандарта, на который претендует идеал. Если наша этическая система является компромиссом или временным приспособлением, она дает одновременно и принцип оправдания последующим стерилизующим компромиссам, которые общество и индивидуум спешат из него сделать. А если он настаивает на абсолютной любви, справедливости, праве с бескомпромиссной настойчивостью, он воспаряет над пределами человеческих возможностей, и внешне обретает мнимое уважение, но игнорируется на практике. Справедливо можно найти, что он игнорирует другие элементы в человечестве, равно настаивающие на выживании, но которым отказано войти в моральную формулу. Ведь точно так же, как индивидуальный элемент желания содержит в себе бесценные элементы бесконечного целого, которое должно быть защищено от тирании поглощающей социальной идеи, природные импульсы как индивидуального так и коллективного человека содержат в себе бесценные элементы, которые выходят за пределы любой до сих пор открытой этической формулы, и являются все же необходимыми для полноты и гармонии окончательного совершенства.

Кроме того, абсолютная любовь, абсолютная справедливость, абсолютно правильный мотив, при употреблении в наше время сбитым с толку человечеством, легко становятся конфликтующими принципами. Справедливость часто требует того, что любовь ненавидит. Правильный мотив, бесстрастно рассматривая факты природы и человеческих отношений, в поисках удовлетворительной нормы или правила, неспособны допустить без изменения какого-либо царствования ни абсолютной справедливости, ни абсолютной любви. А фактически, абсолютная справедливость человека легко обращается на практике в наивысшую несправедливость; ведь его разум, односторонний и жесткий в своих конструкциях, выдвигает одностороннюю частичную и строгую систему или образ, и притязает на ее тотальность и абсолютность и применение, которое игнорирует более возвышенную истину вещей, и гибкость жизни. Все наши стандарты, обращенные в действие, либо колеблются в потоке компромиссов, либо ошибаются благодаря этой частичности и неупругой структуре. Человечество колеблется от одной ориентации к другой, род наш движется зигзагообразным путем, ведомый конфликтующими требованиями и, в целом, делает инстинктивно то, что ему предназначает Природа, но со многими потерями и страданием, скорее, чем то, что он желает или то, что он считает правильным, или то, что самый высокий свет свыше требует от воплощенного духа.

**

Факт в том, что, когда мы достигли культа абсолютных этических качеств, и воздвигли категорический императив идеального закона, мы не пришли к концу нашего поиска, и не соприкоснулись с истиной, которая освобождает. Есть, без сомнения, что-то, что помогает нам подняться над ограничением витального и физического человека в нас, настойчивость которая превосходит индивидуальные и коллективные нужды и желания человечества, все еще ограниченного живой грязью Материи, в которой находятся его корни, стремление, которое помогает развить ментальное и моральное существо в нас, новый возвышающий элемент был, поэтому, приобретением, имеющим огромную важность, его работы указывают на значительный шаг вперед в трудной эволюции земной Природы. И за неадекватностью этих этических концепций также кроется то, что действительно присоединяется к высшей Истине; здесь видны слабые проблески света и могущества, являющихся частью все еще недостающей божественной Природы. Но ментальная идея этих вещей не есть этот свет, а моральная формулировка этих вещей не есть это могущество. Это - только представляющие конструкции разума, которые не могут воплотить божественный дух, который они тщетно стараются заключить в свои категоричные формулы. За ментальным и моральным существом в нас есть большее божественное существо, духовное и супраментальное; ведь только лишь через широкий духовный план, где ментальные формулы растворяются в белом пламени прямого внутреннего переживания, можем мы достичь того, что находится за разумом, и перейти от его конструкций к широте и свободе супраментальных реальностей. Только там мы сможем соприкоснуться с гармонией божественных могуществ, которые бедно и неправильно представлены нашему разуму, или облечены в ложный образ конфликтующими или колеблющимися элементами морального закона. Объединение трансформированного витального и физического и освещенного разумного человека становится возможно только в этом супраментальном духе, что одновременно является тайным источником и целью разума, жизни и тела. Только там существует какая-либо возможность абсолютной справедливости, любви и правды - достаточно отличная от той, что мы воображаем - единых друг с другом в свете высшего божественного знания. Только там может быть разрешен конфликт наших членов.

Другими словами, есть, над внешним законом общества и моральным законом человека, и позади них, хотя что-то в них и нерешительно , и невежественно устремляются к ней, большая истина широкого свободного сознания, божественный закон, поступательными и нерешительными шагами по направлению к которому являются обе эти слепые и грубые формулировки, пытающийся вырваться из природного закона животного к более возвышенному свету универсального правила. Божественным стандартом, поскольку божеством в нас является наш дух, движущийся к своему собственному скрытому совершенству, должен быть высший духовный закон и истина нашей природы. С другой стороны, так как мы являемся воплощенными существами в мире с общим существованием и природой, и все же индивидуальными душами, способными к непосредственному соприкосновению с Трансцендентным, высшая наша истина должна иметь двойной характер. Это должен быть закон и истина, которая открывает совершенное движение, гармонию, ритм великой одухотворенной коллективной жизни, и определяет совершенно наши отношения с каждым существом и всеми существами в разнообразном единстве Природы. Это должен быть одновременно и закон и истина, которая открывает нам в каждый момент ритм и точные шаги прямого выражения Божественного в душе, разуме, жизни, теле индивидуального создания1. И мы обнаруживаем в опыте, что этот высший свет и сила действия в своем высочайшем выражении является одновременно повелительным законом и абсолютной свободой. Это повелительный закон, потому что он управляет посредством неизменной Истины, каждым нашим внутренним и внешним движением. И все же, в каждый момент и в каждом движении абсолютная свобода Высшего держит в своих руках совершенную гибкость нашего сознания и освобожденной природы.

(1 Поэтому Гита определяет Дхарму, выражение, которое значит больше, чем религия или мораль, как действие, контролируемое нашей сущностной манерой само-бытия.)

Этический идеалист пытается открыть этот высший закон в своих собственных моральных сведениях, в низших могуществах и факторах, которые принадлежат ментальной и этической формуле. И чтобы поддерживать и организовывать их, он выбирает фундаментальный принцип поведения, по существу, ошибочный и сконструированный интеллектом, полезностью, гедонизмом, рассудком, интуитивным сознанием или любым другим обобщенным стандартом. Все такие усилия обречены на неудачу. Нашей внутренней природой является прогрессивное выражение внутреннего Духа, и слишком комплексное могущество, чтобы быть связанным единственным доминирующим ментальным и моральным принципом. Только супраментальное сознание может показать этим различным и конфликтующим силам их духовную истину, и гармонизировать их расхождения.

Более поздние религии стараются формировать тип высшей истины поведения, воздвигают систему и провозглашают закон Бога устами Аватара или пророка. Эти системы, более могущественные и динамические, чем сухая этическая идея, является все же, большей частью, не более чем идеалистическими восхвалениями морального принципа, освященного религиозными эмоциями и ярлыком сверхчеловеческого происхождения. Некоторые из них, как крайняя христианская этика, отвергнуты Природой, потому что они настаивают непримиримо на невыполнимом абсолютном правиле. Другие оказываются в итоге эволюционными компромиссами, и выходят из употребления в марше Времени. Истинный божественный закон, в отличие от этих ментальных подделок, не может быть системой жестких этических установлений, которые вдавливают в свои железные формы все наши жизненные движения. Закон божественный является истиной жизни и истиной духа, и должен иметь дело со свободной живой пластичностью, и вдохновлять непосредственным касанием своего вечного света каждый шаг нашего действия, и все многосложности наших жизненных целей. Он должен действовать не как правило или формула, но как охватывающее и проникающее сознательное присутствие, которое определяет все наши мысли, активности, чувства, импульсы воли своим безошибочным могуществом и знанием.