Сегодняшняя тренировка мало того, что началась раньше обычного, так ещё и затянулась до темноты: ИСУ наконец сообщил виды тодеса, вращения и поддержки на грядущий сезон, и они, конечно, бросились отрабатывать конкретные элементы. Поговорить про бильман так и не получилось. А спал Ньют по-прежнему плохо. Покоя не давали их с Персивалем хождения вокруг да около. И он, пожалуй, уже и напрямую заговорил бы, если бы не был уверен, что прямота тут может всё испортить.

Ладно. Сейчас он посмотрит видео, раз уж загрузил, возьмёт в автомате нелюбимый кофе и поедет домой. Без кофе он банально опасался уснуть за рулём.

Из динамиков ноутбука полилась знакомая мелодия. Ньют уставился в экран, слегка прикусив губу и стараясь ничего не пропустить. Он и сам не знал, почему никогда не смотрел запись последнего выступления своего тренера. Персиваль ушёл красиво и пафосно, под, считай, национальную музыку, и пусть без слов — слова «My way» были известны подавляющему большинству. И сейчас, с этим своим новым к нему отношением, Ньют смотрел на его движения во все глаза.

Он бы не удивился, если бы узнал, что Персиваль и это своё выступление вспоминать не любит. Как победное девяносто восьмого. И зря.

Музыка прекратилась, на трибунах началась предсказуемая вакханалия. Персиваль на экране улыбался и тяжело дышал. Ньют поймал себя на том, что думает о таком сочетании — сумасшедшей улыбки и сбившегося дыхания — отнюдь не на льду. Отнюдь.

Он зачем-то досмотрел до конца — и повтор моментов, и оценки… и чуть ли не подпрыгнул, когда диван рядом прогнулся.

Видео как раз закончилось. В тренерской наступила тишина, нарушаемая только слабым гулом ноутбука.

Ньют медленно повернул голову, как будто бы его поймали на горячем, и никаких оправданий быть не могло. Хотя, естественно, ничего предосудительного он не делал.

Персиваль сидел чудовищно близко, почти касаясь бедра бедром, и пристально смотрел прямо в глаза.

Ньют сглотнул. На пару секунд ему показалось, что вот прямо сейчас его схватят за плечи, притянут к себе — и они наконец пройдут уже эту чёртову точку невозврата, около которой топтались уже давно…

— Считаешь, перебор? — негромко спросил Персиваль вместо этого, кивая на экран. Ньют возмущённо выдохнул. По многим поводам — но прежде всего потому, что ему уже смертельно надоело ходить вокруг да около.

А раз так — хватит валять дурака, и пора брать дело в свои руки.

— Нет, — отозвался он, протягивая руку и аккуратно закрывая ноутбук. Спасибо медленному интернету: следующее видео просто не успело загрузиться и нарушить тишину. — Нет. Считаю, что ты прекрасен.

Вообще-то эти слова были совсем не из его лексикона. Но тут, похоже, во весь рост вставала необходимость тяжёлой артиллерии.

Персиваль кашлянул — похоже, не знал, что ответить. Ньют стиснул зубы. Ну сколько же можно, ну он же всё понимал… ну неужели Ньют недостаточно показал свою заинтересованность?..

Видимо, нет.

Глубоко вдохнув, он опустил руки Персивалю на плечи, придвинулся вплотную, уничтожая и так мизерное расстояние, на котором они находились, и выдохнул в щёку:

— Перси…

Что сказать дальше, он понятия не имел — и отчаянно надеялся, что Персиваль вспомнит: раньше Ньют никогда не сокращал его имя. И что это послужит для него уже достаточным, чтоб его, намёком.

Персиваль чуть заметно вздрогнул, обнял Ньюта за плечи — и через секунду скользнул рукой ниже, огладил горячей ладонью между лопаток, замер, чуть повернув голову — губами к губам.

Лучшего приглашения и быть не могло.

Безумно хотелось целовать сразу глубоко и даже, может быть, яростно — дорвался наконец! — но вышло осторожно, нежно и медленно, долго и едва касаясь языком нижней губы — всё правильно, они только друг друга пробовали — но уже это заставляло задыхаться, вцепляться пальцами в его куртку, прижиматься теснее и едва ли не стонать в чужой рот.

Разорвав поцелуй, Персиваль стиснул Ньюта в объятиях так крепко, что тот мимолётно испугался за свои кости, но это тут же прошло — его просто вжали в себя, не давая возможности вырваться, и это было так хорошо, тепло и надёжно, что говорило о многом лучше любых слов. Такое невысказанное «я с тобой, я здесь, я никуда тебя не отпущу, раз уж получил» заставляло тихо млеть в его объятиях, закрыв глаза и вжавшись щекой в плечо. А дышать, несмотря на железную хватку, было очень легко.

И не хотелось ничего говорить. Вообще ничего. Хотелось просто быть с ним рядом. Всё равно, как.

Теперь всё было, как надо. Наконец-то. Просто правильно — Персиваль рядом, Персиваль его обнимает, они наконец-то перешагнули через дурацкую границу. Так что…

Правда, всё это слегка омрачало то, что сонливость никуда не ушла. Даже теперь, после всплеска адреналина — что ж, всё верно: на смену ему пришло умиротворение. И больше всего Ньют сейчас мечтал о том, чтобы уснуть — вот так, у Персиваля на плече.