Мидир нахмурился и перегнулся через стол, чтобы похлопать племянника по плечу:

— Как бы то ни было, Джаред, все волки страсть какие разные. Наш главный повар, например, ужасно любит мёд и пытается запихнуть в каждого волка под разными соусами хоть раз в год!

— И чего ему это стоит? — интересовался малец так же холодно, как если бы предмет его не касался.

— Выслушивания массового ворчания! Но Вогану не привыкать… А теперь будем есть фигуры. И не забывай, что жертвовать крупными — не всегда добро.

— Конечно! — заерепенился мелкий. — Лучше бить и бить со всех сторон!

— Нет конечно! Просто тактика должна быть разной.

— О, ну да! Хитрости ты знаешь всякие!

Словесный бой перешел в фигурный, черный король из эбена гордо стоял посередине поля фидхелла, наблюдая за развернувшимися вокруг него баталиями…

Выходил за пределы своих покоев волчий король не часто и только к Джареду, поэтому разминал тело обычными приемами шагов-и-ударов, используя тесноту комнаты себе во благо. Временами ловил на себе взгляды племянника, то ли осуждающие, то ли восхищенные. За многие столетия движения отточились сами собой, а тренировка со стороны наверняка напоминала танец — смертельно красивый, где плавные повороты сменялись неуловимо резкими движениями. Нужно было лишь дать восстановившимся мышцам вспомнить старую науку, вколоченную сначала палками и железом, а потом веками тренировок.

Спустя неделю Мидир решил, что он готов, и дал себе поспать от души. Лейла всегда тщательно следила за его настроением и оставалась лишь тогда, когда ощущала его желание. Впрочем, Лугнасад у них продолжался почти каждую ночь, Мидир не уставал шептать рыжеволосой прелестнице не только о ее красоте, но и том, как он ценит ее помощь и доброту. Лейла, не открывая сердце, открывала душу. Чувственная, нежная, добрая, она вновь и вновь дарила себя, залечивая раны Мидира — как телесные, так и душевные. А что иногда шептала «Фелан», так то волчьего короля, признаться, только радовало. Пламя страсти полыхало всю ночь, Мидир был изобретателен и страстен, отлюбленная и очень счастливая Лейла сверкала глазами, Тикки все больше злилась…

Проснулся Мидир оттого, что его целовали. Неопытно, но старательно. Незнакомая рука скользнула под одежду, круглые грудки терлись о его тело. Заснул он не так давно, Лейла не приходила…

— Тикки! — яростно схватил ее за руку Мидир.

— Не отталкивай меня, фейри! — сумасшедшим шепотом выговорила Тикки. Глаза светились в полутьме, распущенные темно-рыжие волосы ковром закрывали весь мир. — ты не можешь меня оттолкнуть! разве ты не видишь, что именно я нужна тебе, фейри!

Во-первых, ее ошибкой было то, что она назвала Мидира фейри. Во-вторых, для близости нужно желание двоих, а хоть Тикки и выглядела вполне созревшей и жаждала его, у Мидира не было никакого желания общаться с малолеткой ни словами, ни телесно. В-третьих, он вполне осознавал, что стояло за ее действиям.

— Ты сам сказал, женщин бить нельзя! Я стану женщиной, и можешь бить меня — я не обижусь.

От хода мысли этой малолетней интриганки Мидир на миг остолбенел — перевернула его слова она знатно — а та, опять поняв даже его молчание в нужную для себя сторону, прижалась еще сильнее.

— Я не хочу тебя, Тикки, — Мидир вскочил, сбрасывая с себя полураздетую прилипчивую девчонку. — И я не взял бы тебя в Нижний и не поделился силой, даже если бы ты отдала мне свою невинность. Ты бы сначала изучила законы фейри, а потом бы навязывалась. Выйди отсюда, сделай милость и вид, что ты не заходила. Вон!

— Ты пожалеешь, — прошипела Тикки, зло сверкая глазами и сжимая кулаки. — Ты очень пожалеешь!

Мидир в который раз пожалел, что пообещал племяннику не вредить этой девчонке. Поэтому молча вышвырнул ее в коридор, притворил магически дверь и улегся досыпать.

Птицы чирикали за окном, утреннее солнце расчерчивало дорогие янтарные руны, сделанные когда-то по настоянию Мидира, а по-осеннему золотые листья ольхи шевелились без ветра над белесо-голубым небом.

Что-то было вновь не так — знакомая магия колыхала воздух Верхнего мира.

— Дядя, — тихо позвал Джаред из коридора.

— Да какой я тебе дядя, ребенок?

Мидир спросонья не узнал голос, а потом спохватился, но поздно: Джаред уже заледенел, замкнулся и готов замораживать взглядом птиц в полете.

— То есть, да, Джаред, что ты хотел? — тяжкий вздох Мидира растопил ледяное непримиримое молчание сильнее, чем могли бы — извинения.

Хотя Мидир все равно бы не извинился, он никогда не извинялся — одно из правил, которые соблюдались им, независимо, смотрит за ним Джаретт Великолепный, не менее великолепный старший брат — ныне оба покойные — или нет. Джаред-младший иногда сильно напоминал их обоих.

Уж не пришел ли извиняться за Тикки?

— Я хотел узнать, как долго мне нужно будет погостить, — Джаред всячески подчеркнул это слово голосом, — в Нижнем мире, чтобы полностью овладеть азами доступной мне магии?

Мидир окинул племянника взглядом, стараясь выискать причины внезапного интереса и подчеркнуто вежливого обращения. Волосы зачесаны назад, лежат аккуратной шапочкой; выражение лица спокойно-безразличное, однако губы кривятся — от пренебрежения, страха, усталости? К тому же привычно заведенные племянником за спину руки едва различимо подрагивают, разнося по дому магические волны.