Миновав полосу зарослей, я увидела поляну, покрытую цветами, точно богатым ковром. Я никогда не узнала бы это место, если бы не чаша фонтана, с беспрерывно крутящимся разноцветным шаром. Над цветочным великолепием, над чашей и струями воды клубилась уймища крупных золотистых насекомых. Они напоминали крупных, почти с кулак, желто-полосатых шмелей. Твари эти сновали над поляной, возились в чашечках крупных синих и оранжевых цветов, вились над водой, и издавали то самое низкое гудение.

Разглядывая это сверкающее разноцветьем место, я не сразу заметила нашего хозяина, что неподвижно сидел на другой стороне фонтана, опершись локтями о камень, и задумчиво глядя в воду. Я увидела его только когда от фонтана донеслось негромкое:

– Проснулись, что-ли?

Я пошла к нему, опасливо косясь на пролетающих насекомых.

– Не боись, не кусаются.

Он оторвался от созерцания бегущей воды, и откинулся на своем кресле, напоминающем раскладной трон: все в золотых завитках, с гнутыми ножками, но с матерчатым, как у шезлонга, сидением.

Я остановилась перед хозяином, разглядывая его при свете дня. Он переоделся: теперь он был в белой рубахе, расшитой у горловины золотым рунами, свивающими причудливый орнамент, я уже видела нечто подобное на одежде, которую носил старый правитель Деда в орочьем Доле. Рубаха свободно спадала на коричневые штаны из плотной ткани, заправленные в странные сапоги, сплетенные из кожаных полос. Лицо его тоже изменилось, как будто он надел новое: короткая окладистая борода и волосы теперь были расчесаны и оказались золотисто-русыми, а не черными, как прошлой ночью, лицо, загорелое и свежее, лучилось здоровьем, блестящие серо-зеленые глаза смотрели строго, но не угрюмо. Увидев мое изумление, он даже улыбнулся, отчего в уголках глаз появились веселые лучики.

– Что, не признала? Пчельник я, как был, так и остался. А то, что ворчал я вчера, так, это я осерчал: шибко не люблю, когда мне спать мешают! Становлюсь, лютой, как шатун зимний! С вами-то я ешшо по-отечески обошелся, а иного и прибить могу. Так что на будущность советую: не будите дядьку Пчельника!

Пока он говорил все это я все больше и больше погружалась в его сознание.

То, что я там ощутила, заставило мои внутренности мелко затрястись. Вместо привычной картины перемешивающихся образов и эмоций, вместо обрывков фраз и звуков, в этой голове клубилось облако золотисто-белых искр, которые то сливались в большие сверкающие пятна, то рассыпались в мельчайшую пыль. Из глубины этого облака, к поверхности тянулись мерцающие нити, из которых сплетались те слова, что он говорил. Я не могла проникнуть в суть этих процессов, и только смотрела на это гипнотическое сверкание и слушала порыкивающий бас, не понимая ни слова.

– Эй, да ты слышишь ли? – окликнул он меня, подавшись вперед, и поводя рукой перед моими глазами.

Эта чистая и красивая рука с гладкими и ровными ногтями, словно только что от маникюрши, так не вязалась с простонародным его образом, что я неожиданно для себя сказала:

– Пчельник, кто Вы?

Он сощурился на меня, снова откидываясь в кресле. Немного помолчав, он спросил:

– А кто я по-твоему?

– Миррир говорит, что Вы демон, Таго думает, что Вы еще один Маг – Наместник, а я вижу только то, что Вы не человек.

Пчельник хмыкнул и задумчиво почесал лоб.

– Ушлый народец пошел! Никак не прикроешься! Лады, поговорим с тобой, только давай в другое место подвинемся.

– Это еще зачем? – подозрительно спросила я.

Он хохотнул.

– Да не боись, ишь пужливые все какие! Не трону, просто там думать сподручнее.

Местность вокруг сменилась.

Мы оказались на плоской как стол равнине. Я в изумлении закрутила головой: от края до края, пустынь была заполнена стройными резными столбами, разных размеров и форм. Поверхности их были испещрены множеством отверстий, из которых вылетали золотые «шмели». Они роились над вершинами столбов, соединяясь в небе в плотное желтое покрывало, сквозь которое едва пробивались солнечные лучи. Пчельник прошелся между ближайшими столбами, по-хозяйски заглядывая в отверстия, нисколько не смущаясь клубящимися вокруг насекомыми.

– Демон, маг…, – бормотал он в задумчивости. – А если я сам не знаю кто я?! – он повернулся и посмотрел на меня. – Вот веришь, не знаю! Кто я, или что я? Сам я себя, вроде, за человека держу, не демон, может маг? Тогда почему меня Снисходящие не трогают? – рассуждал он, поглаживая резное дерево.

Я смотрела на него во все глаза. Хозяин протянул руку и на нее тотчас опустилось желтое насекомое.

– Смотри! – он зажал пушистое тельце в кулаке.

Когда он раскрыл ладонь, она оказалась пуста, не осталось даже следов от крупного золотого шмеля.

– Исчез? – спросил он. – Исчез, – удовлетворенно кивнул он сам себе. – Думаешь фокусы?! Нет не фокусы.

Он подошел поближе, и протянул руку ладонью вверх. На его коже появился бугорок, который быстро увеличивался, вздуваясь подобно волдырю от ожога. Пузырь рос и рос, кожа над ним натягивалась и становилась все тоньше. Под ней что-то темнело, и, как мне показалось, пошевеливалось. Внезапно пузырь лопнул, брызнув во все стороны прозрачной лимфой. Я невольно отпрянула: на ладони расправлял крылья мокрый «шмель».

– Кто так может, демон, маг?! Молчишь! И то, никто так не может, даже Снисходящие!

Пчельник я! – сказал он, подкидывая вверх неуклюжего нового шмеля.

– Может Вы один из Бывших Богов? – спросила я.

– Не, вряд ли, – он покачал головой. – Мне мнится, когда-то я был человеком. Давно, в детстве, я забыл что-то важное…, – он вдруг сильно стукнул себя в лоб. – Котелок у меня барахлит порой! – увидев испуг в моих глазах, он снова улыбнулся. – Да не, я не буйный, если меня не будить, конешно. Вот скажи мне, то слово, что вы кричали, тогда в пустыне, – он вдруг впился в меня цепким взглядом, – то слово что значит?