Но у каждого действия есть последствия. Примерно через год-полтора после нашего «воссоединения» в ответ на обязательный вопрос: «Как дела, как дома?» я начал получать от Ивы подробный отчет, что после периода относительного благополучия Аббаса снова выгнали с работы, и начался очередной сезон лайв-шоу «дурдом». Аббас заливает безделье водкой и, напившись, становится совершенно несносен. То он до глубокой ночи «выносит ей мозг» рассуждениями, кто виноват во всех его бедах (Ива всегда присутствует в этом списке под первыми номерами), то на полную громкость включает мусульманские песнопения вперемешку с «Владимирским централом». Подрался с соседом, пришедшим на этой почве выяснять с ним отношения. В редкие моменты просветления твердит, что ему необходимо срочно устоится на работу, ходит на какие-то собеседования, но возвращается злой, рассказывая, какие с ним общались идиоты и мудаки, или что он лучше подохнет с голоду, но за такие гроши работать не будет. Но поскольку с голоданием Аббас, мягко говоря, несколько приукрашивает, бюджет трещит по швам, Иве приходится отказывать практически во всем и себе, и Дашке. Я тут же лез за кошельком, выгребал все, что там было — тысяч десять-пятнадцать, — Ива отказывалась, краснела, но брала. И однажды, когда мы голые лежали рядом, она осторожно начала:

— Сень, а, Сень? Слушай, я знаю, как ты относишься к Аббасу и знаю, что он это заслуживает. Но он тоже сам очень переживает по этому поводу. Он тут просидел весь вечер, держась за голову и глядя в одну точку, а потом бухнулся передо мной на колени и говорит: «Я тебя умоляю, позвони Арсению Андреичу, попроси, чтобы он взял меня на работу! Что было, то было, но я все осознал и клянусь, что ему не придется жалеть о своем благородном поступке. Со мной он разговаривать не будет, я последний раз так ему наговнял с этим Пироговым, что и вспомнить тошно. А ты всегда ему нравилась, тебе он не откажет».

— Что, так и сказал: «Всегда ему нравилась?» — нахмурился я. — Может, он подозревает, что?..

— Да нет, — поморщилась Ива. — Просто, что я тебе нравлюсь, всегда было у тебя на лбу написано. Так что ему сказать? Что я позвонила, и ты отказал?

Я впал в глубокую депрессионную задумчивость. Единственно верным сейчас был ответ «да». Я неоднократно зарекался иметь с Аббасом какие-либо отношения, тем более деловые. Но отказать сейчас Иве — это выглядело бы… Это выглядело бы брезгливым отказом толстосума-покровителя бедной содержанке, осмелившейся попросить нечто из-за рамок ее нищих содержанческих прав. Пришлось бы объяснять, что, Ива, ты же понимаешь, это без связи с нашими отношениями, но я не могу, это же очевидно! Извини, не хотел огорчать тебя, но жизнь — такая сложная штука, и давай больше не будем об этом! И, кстати, дорогая, не соблаговолишь ли ты занять позицию № 17, мне пришла на ум презабавнейшая эротическая фантазия! И, как всегда, кроме соображений морали нашелся и чисто утилитарный аргумент. Мы к тому времени были на самом пике работы с Министерством, но мой руководитель этого проекта чем-то безумно раздражал г-жу Нарцыняк, и недавно она впрямую распорядилась его заменить. Я был этой просьбой жутко раздражен, но не отреагировать не мог. Я взял для решения вопроса приличествующий случаю тайм-аут, и время как раз истекало. По своему профессиональному опыту для замены Аббас подходил как никто другой.

— Пусть он мне позвонит, — ответил я, от неожиданно прозвучавшего в этой простой фразе чванства испытав к себе острый приступ отвращения.

Ива молча перевернулась, накрыла меня своим телом, и впилась в мои губы благодарным поцелуем.

Я назначил Аббасу зарплату, которую не дал бы ни одному человеку со стороны, и Ива не забыла отблагодарить меня за это феерическим сексом. Не то, чтобы наши с ней отношения мешали мне общаться с ее мужем, но я был рад, что Министерство курировал Питкес, что сводило мои с Аббасом контакты к минимуму. Он безупречно проработал почти полгода, г-жа Нарцыняк в нем души не чаяла. «А-арсений Андреевич, мы очень вам благодарны за то, что вы нашли возможность поставить на наш объект Аббаса Мерашевича, — в своей обычной придыхающе-экзальтированной манере говорила мне она. — Но шеф считает, что вам надо было сделать это с самого начала. «Кадры решают все!» — просил передать он вам!» От попахивающих сталинщиной нравоучений высокопоставленного мздоимца — поклонника игры на язычковых клавишно-пневматических инструментах меня мутило, но я улыбался, радуясь, что в кои-то веки попал с Аббасом в точку. Но потом разразился скандал. Началось с Самойлыча, который как-то между делом доложил мне, что застал Эскерова на рабочем месте с явными признаками алкогольного опьянения и, явно намекая на то, что сотрудник был принят на работу по моему прямом указанию, спросил на этот счет дальнейших инструкций. Я пожал плечами и сказал, что неприкасаемых у нас нет. Через несколько дней мне позвонила г-жа Нарцыняк со странным вопросом: дескать, не всегда уместное вмешательство главного инженера в работу руководителя объекта вредит делу и попросила ограничить, а лучше — исключить посещения Питкесом Министерства. Я едва не вспылил, но пообещал разобраться. Выяснилось, что получив от меня карт-бланш, Самойлыч устроил Аббасу заслуженную выволочку, заявив, что следующий случай пьянства на работе для того будет последним. В ответ Аббас пошел к г-же Нарцыняк и накапал на Питкеса, что тот, дескать, его, Аббаса, невзлюбив, вставляет ему палки в колеса и не остановится даже перед срывом ввода объекта в эксплуатацию с целью свалить вину за это на руководителя объекта. В голосе г-жи Нарцыняк звучало неприкрытое беспокойство, а я скрипел зубами и проклинал ту минуту, когда уступил Иве. Закончил я разговор с четким намерением лично и максимально жестко переговорить с Аббасом, но задержался с осуществлением этого решения, а через два дня меня вызвал лично Гармонист. За два года работы это был второй раз, тема встречи объявлена не была. Но когда он начал мне задушевно петь, что обеспокоен некоторыми процессами, идущими в организации подрядчика, я сразу понял, откуда растут ноги. Оказалось, что Аббас приперся к Гармонисту и с заговорщицким видом начал рассказывать тому, что практика обналичивания в «Арми-Строй» построена небезопасно, и что по стопроцентно верным сведениям скоро на фирму будет налет соответствующих органов. Это, в свою очередь, не только приведет к срыву работы на Министерстве, но станет источником неприятностей у заказчика. С целью предотвращения возможных проблем Аббас просил Гармониста, чтобы тот в приказном порядке запретил появление на объекте главного инженера Пикеса Б.С., а мне, как генеральному директору, дал прямое указание наделить его, Аббаса Эскерова, исключительными полномочиям по найму субподрядчиков и ИТР. В этом случае он, Аббас, гарантирует своевременный ввод объекта в эксплуатацию своим честным словом и незапятнанной репутацией, в противном — гарантирует, что все рухнет буквально на днях. Гармонист выслушал Аббаса с выражением озабоченности на лице, потом, не будучи совсем уж идиотом, вызвал меня. Еще он поделился со мной наблюдением, что от Аббаса Мерашевича пахло водкой, и общее состояние, в котором находился руководитель объекта, представилось ему несколько неуравновешенным. Я ухватился за эту идею, объяснил, что, вероятно, руководитель объекта переутомился, в связи с чем ему завтра же будет предоставлен для восстановления внеочередной отпуск. Не мог же я объяснить Гармонисту, что прожженный авантюрист, на котором клейма ставить негде, был взят мною на работу по просьбе его жены, моей любовницы, и теперь по привычной своей кукушечьей традиции пытается перераспределить денежные потоки, с каковой целью и хочет добиться права ставить на ключевые посты своих людей. Гармонист высказал опасения насчет сроков сдачи объекта, остающегося без руководителя, но получил мои заверения, что главный инженер Питкес Борис Самойлович вполне справится один. Выйдя из высокого кабинета, я первым делом заблокировал Аббасу его корпоративную сим-карту, вторым — продиктовал приказ о его увольнении, третьим — самолично вымарал его фамилию из списка на проход в здание Министерства. Звонок с неизвестного мне телефона раздался в половине девятого утра следующего дня. Совершенно неадекватный Аббас кричал, что не потерпит такой подставы, что закончить объект — дело его чести, что начальник ФСБ — его другадан, и «летучие отряды» на Министерство, в контору и ко мне домой уже выехали. Что я отдам все деньги, которые я ему задолжал, и еще столько же, и что объект без него я не сдам. Я слушал этот бред сумасшедшего минут пять и мне вспоминался финал Булгаковского «Собачьего сердца»: «Как же, позвольте?.. Он служил в очистке…» Потом я положил трубку и постарался обо всем этом забыть. Но Аббас еще долго не давал мне жить спокойно, звонил, грозил, писал эсэмэски. В его рабочем столе на Министерстве нашли семь или восемь странниц убористым почерком, названным «Проект доноса на безобразия, творимые генеральным директором ООО «Арми-Строй» Костреневым А.А. при исполнении Государственного контракта на объекте Министерство». Причем слово «донос» было сначала вымарано и исправлено на «докладная записка», но после зачеркнуто, и жирным снова выведено: «Донос». В основном в кляузе был все тот же бред душевнобольного, но если бы бумага попала «куда надо», без подключения Леши Бранка вряд ли обошлось бы. дал команду не выплачивать шантажисту зарплату, и это возымело действие. Через две недели другадан начальника ФСБ написал заявление об уходе по собственному желанию, в обмен получив полный расчет. Как часто бывает с сиквелами драмы, последняя повторилась в виде фарса.

Объяснения с Ивой на этот счет я ждал и боялся, но она позвонила первая и сказала, что понимает — у меня не было выхода. Попутно в разговоре выяснилось, что «ж…па» с деньгами в семье Эскеровых так и не прекращалась, потому что зарплату Аббас домой не приносил, а проигрывал в заменивших казино онлайн-клубах вроде «Вулкана удачи». Аналогично он поступил и с весьма приличной последней суммой, не появлявшись домой двое суток. Я закончил разговор с тяжелым сердцем, предвидя новые расходы и не первый уже раз пожалев о том, что «реконкиста» удалась.

[i] Я — Джой. Я не говорю по-русски. (англ.)

[ii] Я не причиню тебе вреда. Иди сюда. (англ.)

[iii] Ты очень симпатичная. (англ.)

[iv] Мне нужно принять душ. Извиняюсь, это не займет много времени. (англ.)

[v] Я хочу тебя. Я хочу тебя в твою вагину, немедленно! (англ.)

[vi] Ивиняюсь, у меня нет презерватива. У тебя есть? Слишком опасно заниматься этим без защиты. (англ.)

[vii] К черту презики! Залезай на меня, сейчас же! (англ.)

[viii] У меня нет СПИДа. Я чистая. Господин может быть уверен. (англ.)

[ix] Ты откуда? (англ.)

[x] Из Соуэто. (англ.)

[xi] Почуму ты плачешь? Почему ты такой грустный? Это из-за моих глупых историй? (англ.)

[xii] Мы увидимся еще? (англ.)

[xiii] Если мне повезет, и я забеременею от тебя, я знаю, как назвать нашего сына. (англ.)

[xiv] Outbid (англ.) — перекупать

Глава 9. Вещь в себе

Глава 9.

Вещь в себе

После практически бессонной ночи, наполненной, как наваждениями, воспоминаниями, я дрых чуть не до обеда, благо, никто не названивал. И при том, что Ива совершенно не была тем собеседником, с кем я жаждал общения, но как раз она позвонила первой. Какое-то время я раздумывал, брать ли трубку, но напряжение всех этих дней не позволило проигнорировать звонок.

— Да, — сухо ответил я. — Алло.

— Это я, — не менее обезвоженно сообщила мне совершенно очевидную информацию Ива, не сочтя нужным даже поздороваться. — Я только что из морга, вместо опознания менты мне там целый допрос учинили. Нужно срочно встретиться.