Шрифт:
— Подождите-ка, я вам разве обязан, чтоб лекарем служить?
Меланья резко обернулась. Взгляд горящих обидой и гневом очей говорил много больше, чем могли бы слова выразить. С колодежку молодые люди глядели друг на друга; казалось, либо Васель сейчас уйдет, хлопнув дверью, либо Меланья кинется на него с кулаками. Страшно гневной выглядела последняя: черты лица заострились, сверкающие глаза сузились, грудь порывисто вздымалась. Рада девушка была бы выговорить Васелю в лицо все, что думала о нем, о его поведении в первый вечер их знакомства и всех переживаниях, к которым оное привело; выговорила бы так, что он, вспоминая сие, мимо ее двора проехать бы побоялся. Но слов не находилось, их душили обида и злость, и сие терпеть было хуже всего.
Никто не знает, как бы все кончилось, не одумайся Васель.
— А я-то что говорю... — отвернувшись и с досады хлопнув ладонью по столу, шепнул он... Да тут же рухнул к ногам возлюбленной и принялся осыпать поцелуями подол ее платья. Поступок столь удивил Меланью, что весь гнев ее как рукой сняло.
— Что вы делаете?! — вырывая подол, вопрошала девушка. — Прекратите, встаньте! Да вы, пан, похоже, разум утратили!.. Встаньте, говорю вам! — и она попыталась поднять его, охватив за плечи.
— Да, я утратил разум! Не видя панну целый месяц! — не поддаваясь и не вставая с колен, безумным шепотом отвечал Васель. — Если бы я только мог, паненка!.. Не могу! Что бы только не отдал! Все состояние отдал бы, чтоб только с вами быть! Да не поможет!
— О чем вы говорите? — дрожащим голосом спросила Меланья.
Васель вскочил, быстро поклонился да вышел, бросив напоследок:
— Да прибудет с вами Господь!
— Аминь, — обескуражено шепнула Меланья. В окно она увидела, как Васель зачерпнул снега шапкой да вместе с ним и надел ее, желая, видно, остудить голову.
— Не уехал? — торопливо вопросил за спиной отец. Меланья кивнула на дверь, и Ворох грузно пробежал мимо с несколькими глухо постукивающими бочоночками меда в сумке. Мать тронула дочку за руку, пытливо заглянула в лицо.
— Как? Выяснилось что?
Меланья махнула рукой.
— Матушка, а матушка! — вместо ответа напевно завела она, как обычно тогда, когда собиралась просить о чем-то. — Можно я... — тут Меланья запнулась, предвидя отнюдь несогласие, но упрямо договорила: — Можно я съезжу к вещунье?
— Ты ведь знаешь — Виляс не одобряет, когда в его замыслы заглядывают.
— Знать-то знаю... — вздохнула дочка. — "Однако чем дальше в лес, тем он темней..."*** Не терпится хоть чуть-чуть, хоть вот столечко (крошечной щелочкой между большим и указательным пальцами она показала, сколько) прояснить для себя. Я ведь впервые, не каждый месяц к ней езжу!
— Скоро праздник, погадаешь с Хорысей.
— Да разве ж то гадание? Баловство одно, хорошо если малая толика сбудется.
Признавая дочкину правоту, матушка вздохнула и сослалась на последний оплот здравомыслия, только и способный остановить Меланью:
— Если отец против не будет.
Вскоре вернулся спровадивший гостя Ворох. Едва муж переступил порог, Осоня обратилась к нему, с тревогой поглядев на дочь:
— Представляешь, хочет к вещунье ехать.
— Пущай едет, давно пора.
— Как так? — в один голос вопросили удивленные мать и дочь. Как женщина довольно богобоязненная, Осоня надеялась на сопротивление со стороны мужа — ан нет. Меланья же насторожилась, не ждавши столь быстрого согласия.
— Не одобряется ведь, я думала, против будешь... — нахмурившись, добавила девушка.
Ворох ухмыльнулся.
— Не буду, поезжай. Иные дочери, только пятнадцать стукнет, и мчатся, а ты что-то поздно надумала.
— А верно! — кивнула девушка. — Это потому, что раньше повода не было, а без повода зачем ездить?..
С наступлением вечера, когда все по обыкновению собрались в кухне, Меланья принялась тихонечко расспрашивать бабку. Шоршина сперва возмущалась, крестилась, а там вдруг приняла вид необычайно таинственный и хитрый, да принялась рассказывать.
— Когда я в еще того... — бабка откусила нитку от катушки, подала внучке, дабы та заправила в иглу, — в девках ходила, вился за мной хлопец. Вился, увивался, под ноги бросался, прям как в песне... (Меланья покраснела до корней волос, вспомнивши целовавшего подол Васеля) И не то чтоб, не негодяй какой... Приличный хлопец был. Пришел одним днем за сватанье хлопотать. Однако батюшка мой, да пригреет его Виляс, хотел быть уверенным, что-де отдает меня по любви, ибо верил, что выдать дочку за нелюба, расчетную свадьбу играть, — то вызов Богу. Виляс, ты знаешь, всячески может вредить не по любви того... поженившимся.
— Знаю, знаю, дальше, — поторопила заинтересованная Меланья.
— Так вот... — продолжала бабка. — Велел мне отец помолиться, чтоб, стало быть, сгладить возможное божье недовольство, и отправил к тогдашней вещунье... А она мне и говорит: не ходи, девка, замуж за того, кто в ноги тебе падает, в нем, дескать, и капли той любви нету. Рассказала я отцу, и он сразу отказал кавалеру. Получив тыкву, тот стал подбивать клинья к богачке, да так окрутил, так очаровал, что на ней и женился... тоже якобы по любви, а там доволе помучил ее, бедную, столько крови вытянул — нечета упырю... од тех мучений несчастная за год после свадьбы померла, представляешь?