— Какая печь! Тебе саблю в руки и воевать!

Оба расхохотались: тучного Вороха с саблей даже представить было смешно.

— Князь так поздно изволит обеденный сон видеть? — отсмеявшись, пасечник глянул в сторону окна. На дворе стемнело.

— Обычно раньше, сегодня обстоятельство одно задержало. У нас есть с печинку времени, не стоит же терять его.

Слуга как раз закончил накрывать, и кумовья перешли к столу. На оном наличествовала шинка, половина копченого полотка и бутыль вина из красного винограда. Что еще нужно мужчинам для душевной беседы?..

Ворох в красках описал куму Васеля и Меланью, особенно расписывая не скрытую симпатию между ними. Не упустил он медового соглашения, с купцом заключенного, добавивши: ежели б Васель не был заинтересован в том, чтобы видеть Меланью чаще, имея повод, он бы не стал предлагать сотрудничество.

— Он изведет Меланью, а сам уже извелся в конец, сие ж по нему видно. Женское племя легче переносит любовные терзания, им хоть рассказать кому можно... Видел бы ты его!.. Меня, меня! — и то жалость берет. За Меланью тут я промолчу; ясное дело, мне жаль ее тоже, во стократ сильней. Я не прочь, пусть живет у нас еще хоть два, хоть три года, однако я счастья ей хочу. Сводничество — не мужское дело, но пусть лучше я похлопочу за замужество, чем буду сложа руки наблюдать за траурным лицом ее... Ей-Богу, будто умер кто! В доме тихо стало, как в могиле, все на нее смотрят и себе печалятся...

— Бедная Мелюшка, — покачал головой кум, подливая в чарки.

— Она даже к вещунье попросилась! Впервые! Я ее спрашиваю: "Иные в пятнадцать едут, что это ты поздно надумала?" — "Раньше повода не было, а чего без повода-то ездить". Понятно?! Повод теперь, значит, появился!.. — Ворох отхлебнул вина и торопливо выдал: — Ага, чуть не забыл!.. Выпытал у нее ранее, по нраву ли Васель ей: "По нраву", — отвечала.

— Сие ясно, как день Божий. У вещуньи-то была?

— Вчера. Говорит, хорошего нагадала... Быть может, ты знаешь причину, почему твой племянничек тянет?

— Знать не знаю. То, что он пытается у вас чаще бывать, даже повод сообразил — подтверждает его неравнодушие. Но когда мы возвращались от вас и я пытался вызнать его впечатление, он холодно отвечал: "Не вспоминайте о ней". Моя дражайшая сестра, каковую я не мог не известить о затеянном сводничестве, сказала, дескать, он сам может решать. Исходя из этого, думаю, она ни каким боком не причастна к его поведению.

— Моей главной мыслью было, что именно она против и это держит парня. Однако если он еще в санях просил не вспоминать о Мелоньке... Не исключено, что мать вообще против его женитьбы, хочет сама невесту найти, а ему говорит, что рано еще... Сколько ему, кстати, лет?

— Двадцать один... Не думаю, что материны слова сдержали бы его, он не такой. Очень точная фраза есть — "сам себе на уме". Послушает, что сестра скажет, но вряд ли прислушается, девять к одному, что сделает по-своему... Когда сестра с покойным Каром, да хранит Виляс его душу, ездили в Волковы получать наследство, мальчугана на месяц оставили у меня, благо, не столь занятого тогда. Я прекрасно изучил его, кроме того, периодически он приезжал ко мне на nbsp;неделю-две... Когда ему только исполнилось семнадцать, умер Кар, и тогда и ему некогда стало неделями гостить у меня, и мне — принимать гостей... Это я к тому, что знаю его достаточно, и мое мнение про Васелевы повадки вполне верно.

— Я не оспариваю этого, упаси Бог... — миролюбиво уверил Ворох. — Вполне доверяю твоему мнению. Но знаешь что? Вместо того чтобы сидеть и рассуждать, ты мог бы посетить племянника и вызнать у него суть. А то мы можем Бог весть чего надумать, отнюдь не верного.

Стольник хлопнул в ладоши, потер одну о другую.

— А что... дельная мысль! Пожалуй, мне придется не спать завтра и делать сегодняшнюю работу, ежели я отправлюсь к нему, с разрешения князя иль нет. Конечно, очень сомневаюсь, что Потех отпустит, надо сейчас же отправляться... С должности меня вряд ли уберут, ибо князь не раз говорил, что ценит меня, потому я могу себе позволить отлучиться до завтра... может, переночую у Васеля, чтоб не возвращаться по темени. Лепкар! Сходи на конюшню, скажи оседлать Ветрика!.. Хотя нет, стой, я сам сейчас спущусь...

Ворох залпом осушил оставшееся в чарке вино, отер усы тыльной стороной ладони.

— В таком случае, завтра я приеду за вестями.

— Кто знает, быть может, все разрешиться сегодня же.

Кумовья тепло распрощались. Ворох отправился в Яструмы, а Стольник, убедившись в отсутствии Васеля в лавке, — на его хутор. Племянник только-только вернулся, и они с матерью сели ужинать.

Стольника поразил вид молодого человека, столь измученный, будто он месяц тяжко работал, недосыпая и недоедая. "Что любовь с людьми делает", — подумал писарь, сразу вспомнивши свою печаль и вид после смерти жены. Поприветствовав сестру и вручив ей гостинец, он попросил Васеля отойти на несколько слов и, не затягивая, сразу обратился к сути вопроса:

— Васель, ездишь и ездишь ты в Яструмы... Отчего ж не сватаешься?

— Откуда вы... Э-э... — племянник сперва жутко растерялся, но вскоре оторопь на его лице сменилась неимоверным изумлением. — Почему я не сватаюсь? — раздельно произнес он. — Я не ослышался? Это вы у меня спрашиваете?

— Я. А что тебя так изумило? Разве я не могу поинтересоваться?

— Безжалостный вы человек, дядя! Вы же сами сказали мне, что крестница ваша просватана! Как я могу, если так... — Васель задохнулся от негодования.