Ежели смотрины жениха заключались в основном в осмотре хозяйства, то невестины имели таковые цели: знакомство свекрови с будущей невесткой и убеждение в своем выборе жениха.

Гелина задавала Меланье вроде простые вопросы, с помощью которых надеялась получить представление о характере сыновней избранницы. Но девушка, лукавя и шутя, давала неоднозначные ответы, потому толком выведать желаемое не удалось; одно Гелина поняла — Меланья отнюдь не глупышка.

— Как думаешь, справишься ли как хозяйка на новом месте? — спрашивает Гелина.

— Посмотрим, угодит ли место невесте! — лукавит Меланья с самым послушным и праведным видом, потупившись да перебирая пальцами оборку на платье. Тем невеста только добавляет потешности собственным словам.

— А косы без найманки заплести — заплетешь?

— Не дадите найманки — Васель плести будет!

— Ото я наплету, так наплету!.. — смеется сидящий рядом жених, подкидывая на ладони конец толстой косы. — Запутаюсь так, что вовек не отвяжешься!..

Меланья из кожи вон не лезла в желании понравиться, спокойно вела себя. Пускать пыль в глаза и пытаться показать себя с лучших сторон не хотелось. Зачем? Старайся сейчас хорошей выглядеть, не старайся — все равно недостатки, проявятся, как в той поговорке — весна придет и все всплывет.... Девушка столь уверовала в неизменность Васелевого решения, что могла быть самой собой и при этом не бояться срыва свадьбы.

Невеста подарила Гелине рулон дорогой тафты, а жениху — вышитую алым рубашку. Затем Осоня вынесла медовуху, и Меланья налила кубок Васелю. Все взгляды обратились на него — ежели жених выпивал не до дна, то говорил тем самым о перемене решения, отказе от невесты. Васель, не задумываясь, запрокинул голову и в два глотка осушил кубок. Мелькнувшая на лице Гелины тень представляла собою крах ее слабой надежды.

— А мы-то надеялись, что он откажется! — шутливо пробурчал Ворох. — Ишь, какой скорый!

— Никому уж ее не отдам! — усмехался Васель, обнимая невесту.

Гелина скрипя сердце поблагодарила за хлеб-соль и зазвала к себе на смотрины. Тотчас собираться начали.

— Васель, — шепнула Меланья на прощание, — ты приедешь завтра? Пойдем святые песни вечером петь...

— Приеду, сердце, ежели только доживу до завтра, тебя не видя.

Кусая губы в попытке сдержать рвущийся смех, девушка воскликнула:

— Ты уж постарайся, Бога ради!

— Смеешься надо мною, шельмочка? — с напускным возмущением упрекнул Васель.

— Скажите, пожалуйста, как с тебя не смеяться? Сколько меня не видал — и жив, значит, и до завтра как-нибудь протянешь!

— Ох, горе мне, горе! — Васель обратил к небу очи. — Каменное у тебя сердце, не дождаться от него жалости!

— Смотря чем ее вызывать, — сменив тон на серьезный, заметила девушка.

Оставшись дома, Меланья промаялась с полдня и, когда в доме начало темнеть, не пошла коротать вечер в кухню иль на гуляние в честь первого дня праздника, а зажгла у себя свечку и села на кровать, покрытую сшитым из беличьих шкурок одеялом.

Чудной и страшной мнилась сама мысль о том, что вскоре она покинет обжитую, привычную, родную светлицу, батюшку да матушку, братишку, бабку с дедом, весь, в каковой родилась и выросла... И не ходить больше по любимым местам: отцовской пасеке, земляничнике в лесу и кладке на речке, где так приятно сидеть летним днем, омывая босые ноги в прохладной воде...

— Может, там тоже есть кладка, надо ж где-то стирать тамошним женщинам, — постаралась немного приободрить себя Меланья. — А пусть даже и нет... — она снова сникла, тяжело вздохнув.

Одновременно с нежеланием расстаться со своим обыденным, пусть скучноватым, но милым сердцу бытием девушка чувствовала, что готова поехать за Васелем прочь из Лядага, в какую бы то ни было заморскую страну... Да что там — за море! — хоть на край света.

Меланья вспомнила вещунью. Она остерегала сейчас выходить замуж, обождать говорила. Однако тут и представить сложно годовалую отсрочку, не то чтобы исполнить...

Баба Хвеська видела черную птицу, которая вполне могла обозначать собою свекровь. Меланья насторожилась-таки: что-то неправильное замечалось в доброжелательности Гелины, смутно угадывался подвох.

— Васель не даст меня в обиду, — вслух подумала девушка.

Один лишь нехороший момент, портящий в целом благополучное предзнаменование, никак не выглядел убедительным поводом для отсрочки свадьбы.

— Можно к тебе, Мелка? — вопросил за дверью детский голос.

— Входи, братец.

Ивась зашел в комнату, сел рядом, повозился, устраиваясь поудобнее. Меланья грустно смотрела на него. Не выдержала, сделала то, чего брат больше всего не любил: притянула к себе и взлохматила волосы. Морда резного конька, любимой игрушки Ивася, колко ткнулась ей в бок.