Одно только сделала Меланья из всего, что делалось обыкновенно в преддверии Мировещения — вышла на крыльцо и загадала тихонько:

— Пусть Васель посватается!

Тут-то как раз и подъехали ко двору двое всадников. Девушка, не вглядываясь особо в темноту, кое-где рассекаемую полосами света из окон, вернулась в дом и спросила отца, не ждет ли он кого, ибо приехали какие-то люди, да еще так поздно. Ворох пожал плечами и, запоздало сообразивши, кто это мог быть, вышел встречать. Меланья замерла, выглядывая из-за полуотворенной двери.

— Не разбудили? — спросил кто-то за затянутым узорчатой сетью окном.

— Нет-нет, мы не ложились, — отвечал Ворох. Вскоре из сеней повеяло холодом, и голос отца отчетливей послышался в передней: — Заська, свет!

Прибежавшая найманка разворошила уголья в камине, стало посветлей, и Меланья отошла от двери, дабы ее не поймали за неугодным приличной девушке подсматриванием.

— Вы простите, что без предупреждения, не спросивши, с бухты-барахты... — оправдывался кто-то. Меланья с замиранием сердца узнала Васеля.

— Это ничего, ничего! — добродушно отвечал Ворох.

Осоня потянула озадаченную Меланью, которая хотела и не могла верить в то, что желание сейчас может сбыться, за руку.

— Пойдем, поприветствовать надо!

В то время как Осоня расцеловывалась с кумом, тихонько просившим прощения у нее за отсутствие гостинца, Васель кланялся Меланье, вручая ей припасенный задолго узелок, каковой он постоянно носил с собою, боясь забыть.

— Не буду тянуть кота за хвост, приступлю сразу к цели позднего визита, за который, кстати сказать, извиняюсь премного! — начал Стольник, вышедши на середину комнаты. Васель стал за его спиной.

— Есть у меня на примете один купец, а у него — сундук с добром...

"О Господи!!! Крестный — сват!" — мелькнуло у Меланьи на задворках сознания. Она выронила дареный узелок, брякнувший при ударе об пол, даже не заметив этого.

— ...Чего только в том сундуке нет! — продолжал разливаться соловьем Стольник. — Все есть, нет только цвета руты*. И так купцу плохо без него, так плохо! Есть не может, спать не может, все горюет да горюет! Если б вы, добрые люди, сжалились над молодцем, поручив ему ваш цветок, — счастливцем бы его сделали!.. Обещается ухаживать, говорит, скорее сам умрет, а ему не даст завянуть.

— Что ж... — протянул Ворох, с трудом удерживая на лице серьезное выражение. — Как поступим, жена?

Четыре пары очей выжидающе воззрились на Осоню.

— Тебе решать. Я не против.

— Но жалко ведь. Вдруг наша кветка завянет? Сколько любви, сил, заботы на нее ушло, пока вырастили...

— Посланец говорит, что она будет в сохранности.

— Ну, если так.... Ладно уж, поверю на слово. Отдаем!

Но добыть согласие родителей — только полдела.

Васель выступил вперед, опустился на колено и приложил руку к груди.

— Пойдешь ли за меня, панна Меланья, сердца моего хозяйка?

Девушка засияла улыбкой и твердо ответила:

— Пойду!

Тогда Васель поднялся, протянул руки, и Меланья вложила в его горячие ладони свои. С колодежку счастливые согласованные** стояли так, а потом одновременно сделали шаг друг к другу. Меланья прильнула к его груди, Васель крепко ее обнял, одной рукой за плечи, другой за стан.

Глядя на красивую пару, Осоня возрыдала, уткнувшись лицом в плечо Вороху, тоже недалече бывшему от слез. Заслышавшие сватовство бабка с дедом вышли поглядеть и теперь одинаково умильно улыбались. Ивась жался к крестному и спрашивал, почему мама расстроена.

— Ты плачешь? — отстранив немного Меланью от себя, шепнул Васель. По щекам девушки действительно котились крупные чистые слезы, хоть она и улыбалась. — Не плач, душа моя, сердце мое! Все ведь хорошо! — не помня себя, он принялся утирать ее щеки от слез, при этом повторяя: "Не плачь, не плачь, Бога ради!"

— Это слезы хорошие...

Больше того Васель ничего не дал сказать ей в свое оправдание. Уста слились с устами, и долго целовал он Меланью, с необыкновенной нежностью да трепетом.

Шею жениха Меланья перевязала шелковым платком, а сватовскую — рушником. По обыкновению, любящие попировать Лядагчане любую удачную ступень сватовства отмечали застольем, и едва ли не грехом считалось от сего обычая уклоняться. Договорились, что вскоре Васель привезет мать на смотрины.

***

Бытие пасечниковой семьи Гелину не впечатлило, но притворялась довольной она весьма искусно. Улыбка не сходила с ее губ, жесткие складки на лице разгладились, недовольного выражения как не бывало. Произвела она впечатление уступчивой и доброй женщины; из всех одна только Меланья заподозрила неладное, но не придала этому особого значения, напрочь забыв о предсказанном бабой Хвеськой. Происходящее вскружило голову, от любви и радости темнело в глазах, куда там вспоминать про слова вещуньи!..