— У тебя восхитительные волосы, душечка, — сказала наконец Ярила. — Когда-то я тоже гордилась такими, да муж на свадьбе отрубил косу топором. Так у нас было заведено.

И вправду, испокон веков, сколько помнили люди, муж на свадьбе обрезал или отрубал косы своей молодой жене, прежде чем покрыть главу ее чепцом. Другое дело, если коса обрезалась до замужества, на людях, — так делали с отяжелевшими. Участь их хуже собачей: никто куска хлеба не имеет права — да и желания — подать, зато едва ли не каждый норовит плюнуть и пнуть, проходя мимо...

— Мой покойный муж, да жалует его Виляс, пожалел мои косы, думаю, и Зоек не срежет.

— С каждым годом все мельчает и изменяется. Сейчас простительно прятать волосы, а ранее, бывало... Но не будем. Не за тем пришла я.

— За чем же?

— Спросить кой о чем... Точнее, о судьбе младшего моего.

— Я ничего не буду вам говорить, — медленно покачала головой молодая вещунья. — Открывать судьбу можно лишь ее владельцу, в крайнем случае, если, скажем, он болен, кому-то, от кого зависит жизнь или смерть. Артам, упаси его Бог, в состоянии сам прийти и узнать...

Ярила слушала, вперив очи в пол. Меланья прозорливо вопросила:

— То же сказала вам и Юмина, верно?

— Да. И не она одна.

— Таковы извечные правила. Если сам он не хочет знать, я не в силах его заставить.

Мать облизнула губы и, видимо, поколебавшись, стоит ли говорить, молвила:

— Я боюсь за него. Дома он рискует больше, нежели занимающийся ратным делом Зоек. Если старшего с ранних лет научили рассудительности схватки с разбойничьим отродьем из Хмары, то младшего не смогли научить ни розга отцовская, ни материны пряники. Ума не приложу, что делать с ним.

— Я ничего не могу открыть вам, правда.

— Скажи хоть: изменится ли к лучшему? — вздохнула будущая свекровь.

Меланья на колодежку закрыла глаза, сосредотачиваясь на будущности, которая с измальства представлялась ей необычно — бурлящим речным потоком.

— Должен... — И так как Ярила, грустно покивав, встала уходить, молодая женщина добавила: — Спите спокойно.

***

Юмина сказывала, что предвидела знакомство с Меланьей, еще когда к ней привели маленького Зоека, страх снимать. Предвидела и знала, что нельзя умирать, не оставив по себе смены... И вот, когда нашлась замена, Юмина захворала тяжко.

Подбадривающая старуху Меланья отлично понимала, что не прожить ей долго, ибо уже на смертный одр возлегла. Целыми днями молодая женщина ходила за вещуньей, заваривала ей различные травы, служила чернавкой. Может, и было кому окроме нее заниматься этим, да не брезговала Меланья тяжелой работой, чуяла себя обязанной знаниям и помощи, которые предоставила ей старуха. Когда рассудок возвращался к ней, вещунья спешила рассказать ученице то, что не успела в здравости. Фразы часто прерывались, не окончившись, и женщина опять принималась бессвязно лепетать.

Грех молвить, болезнь старой вещуньи на руку припала Меланье: она сама настояла, дабы соблюли хоть один обычай, и до свадьбы им с Зоеком возбранялось видеться. Они вынуждены были всячески избегать друг друга, а ежели и встречались ненароком, то прикидывались едва знакомыми. Зоеку позволялось лишь поцеловать руку в знак приветствия, и он до хруста сжимал ее, сходя с ума от желанной близости. Потому-то Меланья, ухаживая за больной, постоянно сидя у нее и возвращаясь вечерами, мучилась страшно, скучая и сомневаясь, нужно ли было это ограничение, и не прав ли Зоек, утверждая, что если пренебрегать обычаями, так всеми.

Длилось так дня с два, а там Юмина тихо скончалась во сне. Гадалка не ведьма, не нужно разбивать потолок и проламывать крышу, чтобы душа отлетела. Последние свадебные готовности совпали с похоронами, Меланья подумала еще, что не к добру. Но отличить надуманную тревогу от настоящей, предвещающей недоброе, было просто, и молодая женщина определила свое беспокойство именно как надуманное.

Через сутки после похорон Зоек решил устроить посиделки в кругу старых знакомых, коих вместе с братом насчитывалось пятеро. Мужчины не пошли в корчму, не захотели перекрикивать пьяное сборище. Холостяцкий вечер провели весело, за выпивкой да баснями различными. Временами приятели принимались дразнить жениха, шутливо горевать по поводу того, что нет боле старого вольного Зоека, вместо него сокол, которому веревка не дает слететь с обруча сокольничего.

Полукружье лунного сыра ни много ни мало, а полпути преодолело, когда мужчины разошлись.

***

Дивная ночь настраивала на романтичный лад, и Меланье не спалось. Сидела она у окна, представляя их с Зоеком совместную жизнь, медленно чесала косы и слушала шелест каштановых ветвей. Когда жениховы приятели, пошатываясь, вышли во двор, она любопытно высунулась из окна, стараясь разглядеть среди них Зоека. Не разглядев, разочарованно вздохнула и ненароком смахнула с подоконника мягкую щетку для волос.