— По срокам не сходится, — тихо ответила она.

Наверное, я в этот момент должен был испытать облегчение, но почему-то я был немного разочарован. На самом деле я не испытал никакого облегчения. Не знаю, может быть, задавать следующий вопрос было неприлично с моей стороны, но в тот момент мне казалось, что я имею право знать. Хотя не имел, конечно.

— Тогда чей… — мой голос немного дрогнул, — он?

Сначала Мария ничего не сказала, и я понял, что перешел границу и это слишком личное. В конце концов, мы не друзья, и не то чтобы у нее были хоть какие-то обязательства отчитываться передо мной. Но она ответила. В итоге.

— Тим Кэролл, — и по ее лицу было видно, что она не в восторге от этой новости.

— Он знает?

— Нет, и не узнает, — ровно сказала она. — До самой последней возможной минуты и даже тогда я постараюсь держаться от него как можно дальше, — она сказала это так легко, как будто в этой ситуации это самый простой план.

— Почему ты хочешь держаться от него подальше? — я знал, что задаю слишком много вопросов, но сейчас мне было уже наплевать. Если она будет отвечать, я буду задавать вопросы.

— Потому что я его ненавижу, — немедленно ответила она. — Он самая большая сволочь, которую я встречала в жизни, и я не хочу иметь с ним ничего общего.

Судя по ее лицу, это было для нее особенно трудно. Она явно не преувеличивала, когда говорила, что ненавидит его, и мне стало интересно, что же он такого сделал, чтобы так ранить ее. И это нечестно, что она должна волноваться об этом в одиночку.

— Ты сказала родителям?

— Боже, нет, — сказала она, закатив глаза. — Им тоже не стоит знать это как можно дольше.

— Разве они не будут ждать, что он поможет?

Она пожала плечами:

— Я скажу им, что он умер или что-то в этом роде, плевать.

Выглядело так, будто она действительно верила, что это выполнимый план. Следующие слова невесть с чего появились в моей голове, но я долго их обдумывал, прежде чем произнести. Часть меня знала, что это неправильно, но большая часть сочла, что так и следует поступить. Так что, нервно сглотнув, я, запинаясь, выдавил:

— Ты могла бы… Ты могла бы сказать им… Что он мой.

Она долго ничего не говорила, и мои слова словно висели над нами в виде странно сверкающей таблички. Я почувствовал, как загорелось мое лицо, и в миллионный раз за жизнь проклял свои гены. Она, наверное, решила, что я ворующий детей психопат или что-то вроде того. Я хотел вернуть слова обратно, но это было невозможно. Они были произнесены, и они будут мучить нас обоих.

Наконец, спустя, казалось, годы она хоть что-то сказала:

— Зачем тебе это?

Я не знал, зачем мне это. Но я просто сказал:

— Ты не должна проходить через это в одиночестве.

И она не должна была, по крайней мере, тут была правда.

Она не знала, что сказать. Она выглядела растерянной, но странным образом очень тронутой. Наконец, она в неверии покачала головой:

— Твои родители тебя убьют.

— Я им уже сказал.

— Что? — ее глаза расширились. — Зачем ты это сделал?

— Я не люблю врать своим родителям, — сказал я, тут же осознав, как глупо это прозвучало, учитывая, что я предложил ей соврать им и сказать, что этот ребенок их внук.

Мария просто покачала головой.

— Ты очень хороший человек, Хьюго. Ты это знаешь?

И на этом все.

После этого я начал держать ее за руку и ходить с ней по коридорам. Новости по Хогвартсу разбегаются лесным пожаром, так что скоро весь мир узнал, что мы, возможно, вместе. Удивительно, но новости о беременности не распространялись. Она пока не выглядела беременной, а Лили держала слово и никому не говорила. Похоже, единственные, кто знает о беременности — это Мария, Лили, Аманда и я. И мои родители. Сомневаюсь, что знает кто-то из моей семьи, разве что они сказали Роуз. Надеюсь, она никому не скажет… А правду знаем только мы с Марией — я не сказал Лили и Аманде, что ребенок не мой.

Когда поезд прибывает к станции, я перегибаюсь и осторожно тормошу Марию, чтобы разбудить, пока Аманда собирает наши куртки и сумки. Ее нелегко разбудить, и, когда она наконец просыпается, она в плохом настроении и немного заторможена.

— На улице холодно? — спрашивает она, когда Аманда протягивает ей пальто.

— Полагаю, должно, раз середина декабря, — ехидно ответила Аманда, хотя я вижу, что она хотя бы пытается быть такой дружелюбной, как может.