Взять того же Юру Замешкевича.

Покуда, заперев кочегарку, он может укрыться в клубе, чтоб не мозолить глаза отцам-командирам, а побренькать там на гитаре, выпить кружечку чифира принесённого из кухни, он – свой.

Человек тонкого душевного склада, изысканный ценитель истинной музыки, верный друг, прекрасный товарищ и надёжный брат; одним словом – лабух.

Но вот приехала к нему жена и ждёт его на проходной, а он бегает в поисках парадки и шинели, чтобы уйти с ней в город, наскоро бреется, получает в штабе бумажку увольнительной записки, заскакивает зачем-то в клуб и, выходя, на прощанье приподымает меня, сидящего на кресле заднего ряда, в воздух, схватив медвежьей хваткой за член и вокруг него.

Конечно, я ору!

Потом боль проходит, но остаётся неизбывное недоумение.

Зачем?

( … ответа не нашёл я ни у наивного примитивиста Фрейда с его братией, ни в Упанишадах с Бхагаватами, ни в двух Заветах, ни в Коране.

Лишь в «Истории России с древнейших времён», когда Лже-Дмитрий прятался в палатах, тот казак, что его обнаружил, вытащил на расправу ухватив за «потаённый узел».

Но там хотя бы прослеживается какая-то цель, а тут…

Что ему с этого?..

Некоторые вопросы не по силам людскому пониманию; мы можем лишь указать на них, в назидание любознательным, и развести руками – сие пребывает за пределами доступного разумению человецей.

Для таких случаев имеется даже специальное научное название; когда, допустим, ты настолько крут, что проссыкаешь до трёх метров льда, но в какой-то херне даже и ты хуй проссышь, вот это уж оно и есть – трансцендентализм …)

Так чем же мы занимались в клубе помимо сольфеджио, репетиций и обмозгования трансцендентальных вопросов?

Промелькнувшим, вскользь, чифиром?

Его горечь была редким лакомством. Да и водка случалась не чаще.

У нас имелся кодовый стук в дверь комнаты начальника клуба, она же музыкантская.

Правильно постучишь – откроется дверь, а если нет, то иди откуда пришёл, или голос подай, покричи – чё те нада…

Один раз, после правильного стука, в двери нарисовался замполит части и прапор из четвёртой роты. Наверняка он и постучал, гид-экскурсовод грёбаный.

У Рассола реакция – будь-будь, пока те вкруговую секанули кто тут, шо и почём, он бутылку опустил в кирзовый сапог из той пары, что возле этажерки стояла.

Конечно, замполит нас всё равно назвал притоном алкашей и тунеядцев, но прямых улик уже не было.

А больше всего мы разговаривали – кто что делал «на гражданке», как будет жить после дембеля и как третья рота ходила мочить отдельную, но чурки бляхами отбились.

Чемпионом говорения был, разумеется Карпеша – негромким доверительным голосом часами мог он рассказывать как ездил в отпуск и за десять дней шесть раз ссорился и мирился со своей бывшей одноклассницей.

Тебе не интересно слушать в седьмой раз?

Выходи в пустой кинозал, там тебе Роберт расскажет про жизнь в Париже, где все всё про всех знают; например, что Жан Марэ – голубой.

Жаль, конечно. В «Фантомасе» он мне не понравился, но в роли Д‘Aртаньяна из «Железной маски» – само воплощение мужественности.

Что этот Париж с людьми делает.

Серый поведает как шугал влюблённые парочки на своём «кутке».

За калитку выйдет, на батиной двустволке курки взведёт:

– Ну, шо, Ромео, догулялся?

Тот, конешно, рвёт когти, но, сука, зигзагами, и через плечо советы выкрикивает:

– Беги! Света, беги!

Или как он первый раз своей молодой жене навешал и наутро у неё глаза позаплывали, как у китаёзы.

A Джафаров, поглаживая красивый мягкий блеск своей трубы, расскажет как он ещё пацан был и на одной халтуре подглядел как одна блядь делала минет офицеру, а потом вышла в зал и дальше танцевала с кем-то ещё и взасос целовалась с другим офицером, по званию старше первого.

– Но такая, блядь, женщина. Клянусь честным словом! Красавица.

А когда он служил в сводном оркестре, их руководитель вообще по городу с тубой ходил. Самая большая труба в духовых оркестрах. Халтуру искал. Да.

Ходит и смотрит – куда похоронные венки понесут и он туда же.

– Военный оркестр хотите на похоронах? Можем договориться.

Клянусь, такой проныра.

Но оркестр, конечно, не в полном составе.

Такая халтура называется «жмурика лабать». Да.

Один раз так же вот лабать приходим. На втором этаже, дверь открыта, зашли.

Родственники сидят плачут. Всё как положено. Но что-то уж очень слишком плачут. И на музыкантов ноль внимания.

Руководитель к той, с кем договаривался: