Она шла вверх по склону, глотая раскаленный воздух, но на склоне он оживлял, он нес соленые капли моря, а в джунглях стоял сырой и затхлый привкус, тот воздух давил, отравлял, точно шипы зачарованной розы, что обречено выращивать Чудовище в ожидании своего угасания среди заколдованного замка…

Джейс брела наверх, и помимо всех тревог, скорее, чтобы отвлечься от них, от ужаса убийств и смертей, она почти намеренно вспоминала того, кто пугал ее больше остальных, каждым появлением точно подбрасывая волной сильнейшего электрического тока, как молния, пропарывая насквозь все существо леденящим ужасом. И Джейс поняла, что ужас этот не столько перед врагом, не столько перед его мистической силой — да уж какой мистической — сколько перед осознанием того… что они в чем-то похожи. Она остановилась на миг, когда эта мысль пробурила себе лаз из подсознания, помотала головой, но мысль настойчиво требовала формулировки в словах, когда девушка двинулась, пошатываясь, дальше:

«Тебя предали, Ваас, однажды тебя так предали… Меня тоже предали, родной брат, потом еще Оливер… И все же… Это я убила его. Я усомнилась на миг, что может прийти помощь. Но помощь и правда не пришла, откуда она могла прийти. А Райли… Он предавал меня всю жизнь, он разорил бизнес, он подставил бы меня, если бы мы попались на браконьерстве, я уже знаю… Но я все время оставалась рядом с ним, рядом с его предательством, проглатывала предательство за предательством, как давящие на сердце камни, которые никуда не деваются, потому что предательство невозможно простить, а чаще всего, и невозможно понять его причин. Но я оставалась, потому что любила брата, любила отца. До сих пор их обоих люблю».

Погруженная в тревожные ожидания, Джейс подскочила, когда из кустов на нее с жалобным блеянием выбежал винторогий крупный козел с черной длинной шерстью. Животное выглядело одичавшим, но нападать не стало. Блеснув квадратными зрачками оранжевых глаз, пробежало мимо.

Девушка помотала головой, успокоено выдыхая. Ей теперь на каждом шагу мерещилась опасность: вторые сутки без сна, раны, голод, который она ощущала общим подташниванием — все это подтачивало психику, с одной стороны притупляя восприятие действительности, с другой — болезненно обостряя.

Вот и тропинка, деревянный настил, несколько старых столбов с натянутыми проводами. Когда по обе стороны дорожки, наподобие ворот, предстала сетка рабица, видимо, некогда обносившая все подступы к холму, Джейс поняла, что осталось каких-то пару шагов. Стоило только повернуть голову налево, чуть приподняв скребущий землю измученный взгляд, — и правда предстал двухэтажный дом, беленький, аккуратненький, с витражами. Подниматься становилось все сложнее, но повторять трюк с падением на пороге не хотелось.

Девушка направилась уже не в дом, а в небольшой парник, который расположился поблизости.

И не ошиблась: док колдовал возле железного стола в дальнем конце парника, напитанного удушающей смесью запахов пересыщенной влагой земли и всевозможных грибов, часть из которых принадлежала явно к семейству ядовитых, галлюциногенных.

— Ого, снова ты! И снова побитая! — обернулся старик, протирая испачканные землей руки о свой халат-робу-рубашку зелено-серого цвета.

— Док… У тебя пираты? — выдохнула девушка хрипом, не решаясь целиком заходить в парник, радуясь снаружи свежему бризу, налетевшему с океана, хоть этот ветерок пробрал ее новой волной дрожи.

— Пока нет, я им сказал, что до конца недели ничего не придумаю… Да… Не придумаю. Я еще на себе не пробовал, хе-хе! — бормотал Доктор Э., странно поводя трясущимися морщинистыми кистями, обводя теплицу нефокусирующимся взглядом. — А что ты опять натворила? ..

— Досадила Ваасу! — усмехнулась Джейс. И на ее губах снова заиграла улыбка, та самая, победная и отчаянная, с которой она летела вниз, прямо в воду.

— Вот это да! Ему можно досадить? — склонил голову набок док, начиная тараторить нечетко. — Я думал, это у него развлечение такое… Ловить и отпускать, ловить и отпускать… Одного однажды отпустил, а он побежал, как побежал… А потом сидел у меня под пальмой, ну, там… внизу… Свихнулся… Да… А Ваас его нашел и выпотрошил… А другого отпустил недавно, ну, как недавно… Так на свою беду! Он теперь с ракьят против пиратов сражается… — потом вдруг точно вернулся к реальности. — А ты не с ними?

— Оказалось, что нет. Ракьят считают меня проклятой. Вы же не суеверны? Док! У вас есть телефон? — из последних сил просила Джейс, успокаивая себя, что если прошла столько времени, не падая, то и сейчас выстроит пару минут, особенно если держаться левой рукой за косяк двери, а правой поддерживать ремень волокущегося по полу автомата.

— Прослушивают его, наверное… Это заговор… Мы все под колпаком.

— Док! Я обязана узнать, что с моими друзьями! Они считают меня мертвой!

— Что делать… Все мы мертвы по-своему, — пожал плечами мистер Алек, глядя на свои растения. — Пурпурные, зеленые…

«Проклятье! Опять он грибов обкурился», — раздраженно думала Джейс, но вспомнила то, что рассказал ей Уиллис про погибшую дочь доктора. Да, последний, видимо, умер вместе с ней, как Джейс вместе с Райли и Оливером. Но еще ровно половина оставалось живой. Дейзи и Лиза, да еще, может быть, Герк. Их судьба волновала, что позволяло остаться наполовину живой, да вторая половина уже не смущалась при убийствах любыми способами.

— Э… Аптечку бы тебе сначала, — постучал по своей дурьей голове мистер Алек, и скоро повел неожиданную едва плетущуюся гостью на второй этаж. В той комнатке с фиолетовыми обоями и белой мебелью ничего не изменилось. Даже кубики на столе лежали в том же углу, а еще деревянные солдатики… Выцветшие смешные королевские гвардейцы в черных шапках и красных мундирах. Но Джейс-то теперь знала, что значат для свихнувшегося дока все эти бестолковые игрушки, на которых оставила отпечаток смерть.