И вот снова она шла через джунгли, слабо надеясь, что пистолет-пулемет поможет ей. Ей, измученной, покрытой кровью и грязью, но ей, не сдавшейся. Идущей на помощь сдавшемуся.

Противостоять миру или принимать его? Выбор. Выбор всегда и везде, как вода. Вода сильнее меча, когда разрушает порой города.

А джунгли уж озарялись утренними лучами. Как быстро время летело, как долго они скитались в лесу, вблизи от проклятого лагеря.

Она услышала шаги. Она приближалась к железному забору. Где-то там и подкоп маячил. Райли не хотел выбираться. Как же так… Как так?!

Живая птица никогда не пойдет добровольно в клетку, лишь набитое соломой чучело легко садится. Вылитая живая, а все ж чучело. Мертвая.

Она слышала, как возле забора топчутся какие-то люди, конечно, враги. Кому там еще быть? Она скрывалась в листве, надеясь, что ее не видят, зная, что достаточно ей скрипнуть, наступив на сухую ветку — пуля в лоб или в сердце: не имеет значения. Она вскинула оружие, надеясь, что ее не видят, выглядывая из-за низкой пальмы, раздвигая жесткие листья.

И раньше, чем увидела, среди прочих обостренных утром ароматов леса учуяла этот крепкий запах пота и табака, страшный запах хаоса. Хаоса по имени Ваас. Нет, он не выделялся на фоне других, там еще стояло немало пиратов, от которых несло не лучше, от некоторых еще и похуже. Но четко врезался в память, то ли привкус пота, то ли табака. Именно его. И ненависть будил этот запах. А теперь ужас пополам с забвением о себе. Райли!

Там мог быть Райли! Если они не покинули лагерь с пленниками, значит, устроили облаву на беглецов. А ее, может, вовсе мертвой сочли. За время тотальной неподвижности тела и сознания она едва не разучилась дышать, точно вода смыла ее, растворила на слои, на подчиненные, несогласованные структурой, точки, тире. Азбука Морзе словами молчания. Азбука Морзе чувствам морозным.

А потом она увидела, увидела главаря и еще полдюжины пиратов с ним. И они обступили Райли, который, кажется, только недавно выбежал из леса с поднятыми руками. Как его только ни пристрелили. Он точно сошел с ума.

Его обступили пираты, поставили на колени, ударили с двух сторон прикладами. Он пытался закрываться руками, берег голову. Пощады ли он ждал, когда сдавался?

О, как же хотела Джейс открыть огонь по этим подонкам в красных майках! И особенно желала растерзать на куски, изрешетить пулям вдоль и поперек главаря. Этого проклятого главаря с ирокезом, Вааса. Она не знала, что способна на столь всепоглощающее желание, жажду убийства. Но испугаться этому не успевала.

Почему же все-таки тело человеческое? Хрупкое, уязвимое. А так бы и вышла бестелесным духом, а так бы и унесла с собой брата. Куда угодно, только подальше от этого кошмара. Унести его, убаюкать, вернуть прежнего маленького брата. Как тогда. Как тогда. В огромной прекрасной квартире, когда все вещи кажутся огромными и невероятными. Туда, где нет ран, боли, слез, предательств, ненависти.

Как страшно. Как хотела бы унести, стать самой призраком. Кем угодно. Умереть ради него. Но спасти. Как смела она, смела так долго лежать в беспамятстве?! Может, удалось бы его перехватить… О, как она теперь ненавидела себя и врагов, глядя, как-то один, то другой приклад ударяет по голове, по спине, по плечам брата. Пираты глумились над сдавшимся в плен, вновь сдавшимся. Они увидели, насколько слаб этот зверь, и хотели его добить. Придумали бы самые страшные пытки, да помнили — товар. Впрочем, все решал сейчас приказ главаря.

Джейс с трудом сдерживала кашель, который лающими звуками преследовал ее с момента попадания в плен.

— Выходи, ***! — внезапно приказал главарь, резко обернувшись, сверкнув яростно глазам, посмотрев прямо на нее, прямо в ее казавшееся надежным убежище за пальмой.

Джейс не знала, как правильно сдаваться похитителям. И не важно, чему там учили в школе про выполнение всех требований захватчиков. Помощи ждать было неоткуда, но сдаваться она не намеревалась, потому что их требования вели в рабство. А чем рабство — лучше смерть. Так еще повелось с древних времен. Во что б ни верили, а в бою погибать легче. Да что же она, в самом деле? И не верила, что удастся противостоять им? Уже и с жизнью распрощалась. Нет! Спасти Райли! Она вышла из убежища, держа пистолет-пулемет, уверенно держа его. Не так уж непривычно после винтовки.

Но главарь немедленно подошел к Райли, приставил к его виску блеснувшее металлом дуло пистолета. Враг торжествующе ухмыльнулся.

И Джейс увидела самое страшное: к ногам брата была привязана веревка, а к веревке… Бетонный блок. И лагерь с пленниками располагался возле реки. Так они… Не собирались помещать его в клетку! Кто же приказал? Не иначе главарь, не иначе этот страшный человек. Ваас.

— Райли! — воскликнула Джейс, голос звучал теперь иначе, голос больно резал горло, стал более высоким, надрывным. И вместе с голосом, криком, грозила вылететь жизнь.

— Спаси меня, Джейс! Спаси меня! — заголосил брат, но под давлением дула на висок был вынужден склонить голову под таким углом, что шея чуть ни ломалась. — А-а…

Между тем главарь убрал оружие от головы Райли, покрутил возле своей выбритой головы. То ли разминая плечи, то ли раскачиваясь в подобии давно забытого или никогда не существовавшего ритуального танца. Если и был такой танец, то он преступно искажал его суть. Поглядел сначала на Райли, потом на Джейс, потом снова на Райли, и снова на Джейс.