Они словно сидели в осаде, хотя отряды преследователей больше не появлялись. Но каждый миг буквально звенел от тревожного ожидания неизбежности, неопределенности. Все прекрасно понимали, что необходимо выбираться, но на этот счет еще не возникало никаких соображений. И трое путешественников немо перемещались вдоль обширного дома, изредка обмениваясь репликами у постели Лизы, напоминавшей восковую фигуру.

— Может, переждем тут? — смел кто-то обронить несмелую фразу с разной интонацией.

— А чего ждать? Победы ракьят? Ну, и сколько еще ждать? — отвечал второй недовольно.

— Надо что-то делать, — обычно вторил третий, но остальные двое его извечно осаживали:

— Ну, а что? Есть предложения?

И так они менялись ролями, точно актеры авангардных постановок, и только обсуждать состояние Лизы не решались. Вроде девушка и шла на поправку телесно, но точно черный шаман похитил ее душу, а Дейзи и Герку хватило сил только тело вытащить.

Вскоре оказалось, что несчастную немного оживляют голоса Дейзи и Джейс. Последняя вечерами, когда не выпадала ее очередь стоять на часах, садилась на пол возле металлической кровати и долго монотонно читала вслух стихи Китса. Она не очень разбиралась в поэзии, да и стихи его не отличались позитивностью, зато Лиза словно слушала, хотя едва ли понимала. Но чтение помогало избегать разговоров. Джейс будто засыпала наяву на какое-то время (настоящий сон не нес успокоения), поглядывая украдкой на лицо больной, чтобы не утомлять ее. Но Лиза слушала и слушала, только в кротких глазах читался надрыв, точно треснул покров душевного спокойствия, равновесия, понимания мира. И из черных расширенных зрачков сквозила бездна. Но потоки стихотворных фраз не позволяли сорваться, вероятно, замедляя вихрь страшных воспоминаний. И так прошел не один вечер. А точное количество дней сосчитать не удавалось: у дока календарь лежал только двадцатилетней давности.

Время на острове текло по своим законам, старило молодых, тянулось и замедлялось, когда заблагорассудится. И в какой-то момент Джейс осознала, что легко забывает, сколько ей лет. А на свое имя она откликалась тоже как на что-то постороннее. И один раз, сменяя Герка на часах возле дома, вдруг сама чуть не впала в ступор в прихожей, повторив мысленно раз пять: «Это я! Это я!». И это осознание, что она — это она, несло невероятный шок, граничащий с началом разводнения восприятия себя из реальности и себя из представлений о себе. Будто дом Эрнхардта пропитался ненормальностью так же, как Бедтаун.

Но ничто не позволяло отклоняться от расписания: она выходила наружу, вглядывалась в ночную темноту, вслушивалась в тишину. Внизу, в долине, горели одиночные костры у лачуг местных жителей, разбросанных по холмам. Возле дома доктора квакали громко в небольшом пруду лягушки. Именно из этого пруда брал начало водопад, река, тянущаяся каскадами вдоль холма, отчего тропинка местами прерывалась, приходилось искать мост, пробираясь по кромке отлогой части склона.

В часы ночного бдения Джейс вздрагивала от любого шороха ветра; больше всего ее неизменно тревожили витражные стеклышки, которые от малейшего веяния приходили в движение, подрагивая в облупленной раме. От их дребезжания терялись другие, возможно, более важные звуки.

А весь дом спал, и только часовой мог предупредить об опасности. Никто не знал, чего ждать от пиратов, какой подлый план мог сочинить Ваас. Но и будить измученных людей от своей мнимой тревоги никто не давал права. И порой ночь напролет она себя мучила сомнениями: обоснованный это страх, реальна угроза или нет? По сто раз с опаской огибала дом, слыша только, как в траве громко возятся крупные термиты, да где-то внизу рычат леопарды, которых водилось много на юго-западе полуострова, отделенного от прочей земли длинным соленым заливом с несколькими мелкими островками.

И в этом полном одиночестве на девушку все чаще накатывали волны дикой тоски. Встреча с Лизой пробуждала новую волну воспоминаний из дома.

Вот какой-то праздник… Вроде бы сцена из детства. Наверняка из детства. Отец, мама. Разноцветные воздушные шары с гелием, много детей, не меньше десяти. Много друзей. И куда их потом раскидало течением жизни? Светлые обои… Накрытый стол с большим тортом. Да, несомненно, — это День Рождения Райли, первый «круглый» юбилей, десять лет. Вот и он. Забавный, улыбающийся. И пара молочных зубов уже выпала, а коренные еще их не сменили.

Помнится, они даже соревновались с братом, у кого быстрее все станут коренными. Будто могли как-то повлиять на беспрестанный бег времени и законы природы. В детстве кажется, что мир изменчив, и если чего-то сильно-пресильно пожелать, поверить в себя, то оно непременно сбудется. Не обращают внимания только на зубы мудрости, если они не болят, потому что вырастают в том возрасте, когда начинаешь сомневаться, так уж ли меняется этот мир. Джейс, не заметив, «помудрела» как раз в тот год, когда умер отец. Смерть… повсюду…

Девушка точно пробудилась, резко вдохнув прохладный ночной воздух, пересыщенный влагой и ароматами, чужой воздух опасного жаркого острова. А на миг показалось, что перенеслась в тот светлый веселый день из детства, но слишком обожгло более позднее воспоминание. Да, все это была ее жизнь, она не осталась за пределами острова, и все они не являлись реинкарнациями себя в более низшей касте за неправедную жизнь. Они являлись самими собой, в старых телах, но уже иные.

Джейс на всякий случай в который раз обошла дом, просматривая каждый метр холма через прицел. Темнота смешивалась с лучами бледной ясной луны. Но только шумно возились термиты, и неизменно стрекотали цикады. Существовало поверье, что если эти кузнечики беспрестанно трещат, то чужих поблизости нет. В случае опасности они замолкают.