После смерти? Что-то не так. Никакой светлой комнаты. Запах глины, земли, крики орлов. Колючки лиан. Что-то не то. Неужели жива?

Или нет? Мертва?

Так казалось в очередной раз, вот только на том свете явно не может болеть нога. Все давили на самое больное место. Мир так часто норовит ударить по старой ране, как будто надеясь высечь искры из глаз, чтоб сухой тростник подпалить, мыслящий тростник.

Джейс открыла глаза и не поняла, где очутилась: висела между землей и небом, как будто и впрямь полетела. Вверху вовсю сияло полуденное солнце, жаркое, прямо в зените. И едва-едва его обрамляли легким лебяжьим пером облака. А внизу. Нет, вниз она зря посмотрела. Вроде никогда не боялась высоты, но после таких потрясений желудок ее слипся, сжался, да вывернулся желчью за неимением пищи. Прямо в эту бездну. Стало немного легче, пропал тяжелый обруч вокруг головы.

И ничего…

— Старт? Финиш… Выбор… Это жизнь, — пробормотала она, глядя снова наверх. Падать в небо не страшно, так что лучше смотреть наверх.

Она боялась пошевелиться, не зная пока что, как держится, слегка раскачиваясь над пропастью. Потом поняла, что ее плотно оплетают лианы, множество лиан, точно цепи схватили ее в свои шершавые объятия. И они же спасли от неминуемой гибели, точно оказалась в гнезде.

И как расценивать такое везение? Не знак ли?

Впрочем, возможно, она до сих пор не желала дальше жить. Вот только образ врага, настоящего врага, убийцы брата напитывал ядовитыми соками жажды мести, а вместе с ней и жажды не жить, а выжить.

Одна рука оказалась свободна, ею Джейс уверенно схватилась за лиану. Говорить о том, как боль отзывалась по всему телу от каждого движения будет излишне. Она не знала, на сколько времени хватит еще ее сил, но обреталась уже далеко за гранью предельной усталости.

— Я выживу, выживу! — твердо хрипела она, зло повторяя. — Ваас! Ты еще пожалеешь, что отпустил жалкую пленницу!

Джейс почти смеялась, зло смеялась, осознавая, как внутри у нее, в сердце, все покрывается почти броней, мысли становятся резкими и преувеличенно ясными. Страх за свою жизнь покинул ее, зато она вспомнила, что в когтях пиратов остались друзья Райли. Брат… Проклятый Ваас! Как он посмел! Убийство? Она боялась убийств? Уже нет. Потому что страшно убивать людей, а это — голодные беспощадные тени. Теперь любой ценой. Но что любой ценой?

И она уверенно освободила вторую руку от плена лиан, впрочем, оказалось, что за ноги держит плотный наткнувшийся клубок, подобный клубку змей, населенный своими крошечными обителями, муравьями, жуками. Тогда она отпустила одну руку, повисла почти вниз головой, точно гимнастка в цирке, замершая под куполом без страховки. Попыталась пошевелить ногами, опасаясь, что лианы, вальяжно нависшие над пропастью, могут не выдержать. Впрочем, сочные стебли плотно вгрызлись между камней, уходя куда-то за край обрыва, видимо, оплетая там деревья праздничной мишурой. У природы каждый день праздник, ведь каждый день может оказаться последним. Это человек любит все ждать и ждать чего-то. Ждать, терпеть, откладывать свою радость, консервировать свою жизнь. Все ждали какого-то счастья после этого путешествия. Само собой, все побаивались идти на неизвестный остров, но думали — вот сейчас перетерпеть, перебояться, а потом будет счастье. А было бы потом или нет… Уже не узнать. Впрочем, нет. Если ей не светило счастье без Райли, если даже с местью она не избавилась бы от чувства вины, это не значило, что Дейзи, Оливер и Лиза не переживут это путешествие. И бросать их Джейс теперь не намеревалась.

Девушка пыталась поднять голову, потому что бестолковое висение вниз головой в ее состоянии становилось просто невыносимым. Схватилась плотнее за шершавый зеленый канат с редкими листьями, подтянулась, но поняла, что рискует только растянуть связки щиколоток, за которые ее и держала петлей лиана.

— Отлично… Хорошо… И куда дальше? — иронично хрипела Джейс, потому что звук собственного голоса в какой-то мере ее успокаивал. — Ничего, выберемся, выберемся.

Вот только для разговора с собой всегда нужен и адресат. Адресат нашелся подходящий:

— Ваас! Я еще отомщу! Отомщу!

Злость разливалась вдоль ключиц, где-то под грудиной, злость, негодование, досада. Жгущее нечто, точно перцем на рану.

Но злостью жгучей лианы не пережечь. Однако она вдруг вспомнила — первое убийство. Нет, не то, что убийство, это даже не отзывалось в памяти, пугало скорее не убийство, а то, как спокойно восприняла свой новый статус убийцы. Не лишение жизни, а орудие… Нож! Нож-то у нее остался! Пистолет они забрали, она сама бросила. Может, слишком быстро сдалась? Надо было открыть огонь из джунглей, сначала снять главаря, точно мишень на трассе, выбить. Но не сумела, не успела. Все из-за Райли, из-за того, что сбежал. Если бы их настигли в джунглях, ее бы рука не дрогнула, а так… Когда выстрел во врага означал выстрел в брата. Пришлось сдаваться. Еще говорят об инстинкте самосохранения. Нет у человека инстинктов. Разве побежит животное обратно в клетку?

Нож.

Она ведь могла убить главаря, зарезать этим ножом, спрятанным в сапоге. Совершенно забыла, что с ножом бежала. Но поздно сожалеть. Все совершилось, как совершилось. Бестолково, туманно. Ужасно.

Если ей казалось тогда, в клетке, что жизнь рухнула, то сейчас она оказалась под спудом этих обломков. И медленно загибаться от удушья в западне не собиралась. Она не могла простить себе. Все не могла простить. Теперь еще и то, что не сумела прыгнуть вслед за братом в клокочущую пучину с обрыва. С ножом она бы сумела перерезать его веревку. Но Ваас оказался сильнее. И не хватило мига, чтобы увернуться от его удара. Мига всегда на что-то не хватает. Не хватает единственного движения, единственного слова. А потом — годы сожалений.

Боль, жажда, кровоточащая рана на бедре — ничего, неважно, все застилал гнев.

Джейс извернулась куницей, держась одной рукой за лиану, другой добираясь до левого сапога. И, наконец, нащупала верную рукоять пиратского кривого ножа. Нож так себе. Черная рукоять с шурупами, зазубрины на лезвии. Окровавленном лезвии. Джейс старалась не думать, что это она, по ее вине. И все-таки подступала тошнота от воспоминания, как это лезвие вонзалось в живот врага, разворачивая ткани и органы, точно разделывая кусок говядины. Но через миг вспоминала — это был враг. И становилось все равно.