Девушка опять улыбнулась – соблазнительное сердечко алых губ, ямочки на щеках, блеск карих глаз. Рыжик невольно залюбовался первой принципалкой Элен Ливали – и улыбка Алии Селакес засияла ещё ярче и очаровательнее.

– Я всё-таки хотела бы, чтобы ты сам, по доброй воле, приехал в Некоуз, к нам в Кирпичное, – искренне сказала Алия. – Ты создан для уз, и ты сам в своё время создавал узы, беглый директор Антинеля Норд, не отрицай. Узы, куда более сильные, чем у Элен Ливали!

– Да, – тихо сказал Рыжик, глядя мимо Алии куда-то в горящий костёр, где обращалась в прах, пепел и дым Зима с льняными косами. С косами, совсем как у Элен Ливали, она же комендантша малосемейки на улице Исаака Дунаевского в городке Избор, она же директор общежития 7/1 корпуса Антинеля, она же глава Центра в Кирпичном и член городской администрации Никеля.

– Да... – стиснутые в карманах пальцы. Воспоминание – огненная топка крематория, полный отчаяния женский крик, слёзы в умоляющих серо-голубых глазах, тлеющий кончик длиной русой косы... Горящие косы куклы в масленичном костре. Что было прахом – стало светом...

– Рыжик, – тихо шепнула Алия, стоя совсем рядом. Её нежные губы коснулись высокой скулы Рыжика, оставив ощущение упавшего цветочного лепестка. В широко распахнутых карих глазах – хоровод мыслей, вихрь эмоций, калейдоскоп желаний. Первая после Ливали... всегда после, всегда на одну ступеньку ниже абсолютной власти. А тут ещё плетёт свои интриги и строит козни вторая принципалка, прелестная Нарцисса, желая заграбастать себе Антинель с его новым директором Седаром... Как несправедливо, обладая равной с ней силой, всегда быть в тени Элен.

– Р... Рыжик, – тихо-тихо, совсем тихо, повторила девушка. И такими же оцепеневшими, как у него, глазами уставилась в костёр, где сгорала под смех и крики горожан девушка с косами.

Сгорала, да... Пепельное пятно так и не прошедшего ожога на руках и плечах, и два тонких шрама на нежной щёчке Элен – распорола в ту ночь о край топки крематория, сопротивляясь...

«Я видела эти отметины».

«А я видел, как они появились».

«Я и ты... мы можем...»

(Трепетание алых губ Алии, не желающей более быть второй после первой; омуты чёрных глаз директора Антинеля – не бывшего, нет, не бывшего, потому что это никакая не должность, а некое особенное состояние души...)

«Да, мы можем. Но должны ли?».

Рука с медным узором на запястье ловит руку в перчатке с бриллиантовой застёжкой:

«Я не поверю, что ты не хочешь...».

Усмешка тонкого рта, раз и навсегда перекошенного уголками вниз:

«Я тоже в это не поверю».

Взволнованный вздох; отражённая в тёмных зрачках горящая фигурка со светлыми косами, в голубом платье и кружевной шали с узором из ландышей:

«Значит?..».

– Встретимся на Перемене, – Рыжик заглянул в карие глаза Алии Селакес, где бушевал огненный шторм. – Приходи на ртутные озёра, в Депо. Я буду встречать Перемену именно там.

– Рры... Ррыжик, – с улыбкой выдохнула девушка, и ему вдруг очень понравилось, как Алия произносит его очередное имя. Ничего общего с ромашковым светлым «Рыжуля», подаренным ему Камилло. В голосе Селакес, в том, как она выдыхала, раскатывая вдруг рубиновые бусы по дощатому полу, была скрытая, горячая страстность.

– Скажи теперь моё прошлое имя, – попросил он серьёзно. Алия опять улыбнулась, чуть прижмурившись от предвкушения:

– Норр... д, – опять дробный перестук красных бусин по полированным половицам. Рыжик мечтательно вздохнул и покачал рукой Алии, всё ещё доверчиво лежащей в его собственной.

Камилло с той стороны догорающей зимы смотрел на них с охотничьим азартом, и всё ждал, когда же молодёжь прекратит стоять с глупым видом и, наконец, начнёт целоваться.

– Глянь, твой Камилло в засаде сидит, – Алия одними глазами указала на затаившегося за гирляндой воздушных шариков Диксона. Рыжик тихонечко засмеялся:

– О да, это он любит... Он даже порнушку смотрит в тайной надежде на то, что в конце все непременно поженятся...

– Он всё-таки дорог тебе, признай, – повторила Селакес, – не бойся, я не скажу об этом Элен, честное и кирпичное! Чтоб мне рот на всю жизнь зашили, если проболтаюсь.

Рыжик покосился на Алию и после раздумья кивнул.

– Это хорошо, – обрадовалась та, – значит, ты всё-таки умеешь любить, слухи врали... Элен Ливали, когда рассказывала нам с Нарциссой про Антинель, она говорила, что у тебя...

– Нет сердца, – спокойно закончил за неё Рыжик. – И это правда. Я отдал его в жертву – но теперь эта жертва была добровольная, а не потому, что того захотелось командору Садерьеру...

– А кому ты отдал сердце? Девушке? – ляпнула Алия – и вдруг залилась таким непереносимым, таким свекольным румянцем, что едва не загорелась сама подобно масленичному костру. Рыжик уставился на Селакес в некотором изумлённом замешательстве: такого вопроса он от первой принципалки Элен как бы не ожидал. То есть совсем.

– Прости... ладно... увидимся на Перемене... пока! – скороговоркой выпалила вдруг Алия, и бросилась прочь, оставив на асфальте выпавшую из кармана красную перчатку.

– Та-ак... – многозначительно изрёк демонический Диксон с корзинкой яиц наперевес, тенью вырастая за левым плечом у Рыжика. – Ты знаешь, мой юный падаван, если ты будешь и дальше производить столь же сокрушающие успехи на личном фронте, мне придётся самому искать себе невестку! И не кричи потом, что тебя не предупреждали.