– Тогда я тебя, в таком случае, буду звать Диксон Подберияичко...

– Только попробуй! – Камилло кинул своим шарфом в убегающего Рыжика и попал по спине. Рыжик зловредно захихикал и утащил шарф на кухню. Сказал оттуда:

– Просьба к посетителям пищеблока: мыть руки перед и зад, а также воздержаться от диких криков пещерного ужаса при виде сегодняшнего ужина. Это традиционный в канун Перемены ужин, его сейчас подают практически на каждой кухне Некоузья...

Жутко заинтригованный Камилло быстренько ополоснул лапки и, даже не сняв рабочего офисного костюма с галстуком, ринулся на кухню. И всё-таки издал тот самый пещерный крик.

На большом блюде посреди стола лежал огромный жареный ёжик с наколотыми на иголки пятью разными фруктами: абрикосом, апельсином, странным плодом, похожим на ярко-розовую сливу, гроздью черного винограда и россыпью клюквы. Рядом имелась ваза ослепительно белых яблок, которую венчало одно надкусанное, ярко-алое настолько, что красной была даже мякоть. В двух невесть откуда появившихся в Диксоновой кухне медных пиалах курилась дымом коричневая жидкость с плававшими в ней оранжевыми цветками. Рядом в ведёрке со льдом торчала бутылка шампанского. Белого. Как яблоки.

– Перемена, Камилло, – сказал Рыжик строго, стоя на фоне парчовой шторы с орхидеями,

– Твоя Перемена должна осуществиться окончательно и согласно всем принятым ритуалам. Ты принимаешь свою Перемену, Камилло Диксон? Ты принимаешь её всей душой?

Камилло неожиданно заробел под взглядом как никогда серьёзных, даже суровых чёрных глаз. Рыжик, скрестив руки на груди, спокойно ожидал ответа. Этим вечером он надел свою лучшую чёрную блузу с высоким воротничком-стойкой и украсил её у горла двумя цветками: оранжевым, как те, что плавали в пиалах, и мерцающим серым, с узкими тонкими лепестками.

С трудом оторвавшись от ботанического аспекта, Диксон встряхнул головой и слегка охрипшим от волнения голосом сказал:

– Да, я, Камилло Диксон, принимаю свою Перемену с пониманием и радостью. И я принимаю её от тебя, Рыжик.

– Да будет так! – он взял из вазы алое надкусанное яблоко и протянул его Камилло на ладони.

– Прими в этот вечер в свою душу часть меня, как я приму часть тебя, Камилло Диксон. Пусть первый луч завтрашнего рассвета, встреченного рядом, соединит нас узами, как он тысячи лет во всех мирах соединяет ночь с днём...

– Э... спасибо... мне нужно ещё что-то сказать? – уже сквозь яблоко тревожно осведомился Диксон, с наслаждением вгрызаясь в красную мякоть. Сок тёк у него по усам, от аромата сильно закружилась голова – вкуснее этого яблока он не ел ничего с самого детства, когда ребёнком играл в саду своего деда. Рыжик, глядя на поедающего яблоко Камилло, слегка поморщился, передёрнув плечами, и объяснил Диксону:

– Ты должен откусить от белого яблока и дать его мне с теми же словами. Сразу говорю, от себя очень неприятно откусывать, но ты уж постарайся ради меня...

– Ладно, – несколько растерялся Диксон, взял показавшееся ему самым привлекательным яблоко и бестрепетно вонзил в него зубы. С первой каплей прозрачного сока его сердце резко вздрогнуло и обморочно зависло в тишине, а внутри рухнула плотина самой личности Камилло Диксона: всё, что было им, рванулось вдруг наружу, стремительно, безвозвратно, не удержать... В состоянии, близком к первой минуте посмертия, Камилло отнял руку с яблоком от губ и увидел, что оно стало жёлтым, как сердцевина ромашки, с сочащейся нектаром янтарной мякотью. Он протянул его Рыжику, эхом повторив прозвучавшие недавно слова...

– Благодарю тебя, – Рыжик опустил ресницы, чуть помедлил и вцепился в жёлтое яблоко, едва ли не в мгновение обглодав его до огрызка – и заодно обглодав с Диксона душу до самых костей. Это было одновременно неприятно и волнующе – ведь мякоть мыслей Камилло таяла сейчас на губах Рыжика, его единственного Рыжика, от которого он уже вкусил алой грешной сладости, запретного рая всемогущества и терпкой боли всех прошлых потерь...

Камилло чуть поморщился и передёрнул плечами, как Рыжик пару минут назад. Улыбнулся ему, благодаря за странный, восхитительный ритуал Перемены.

– Ты молодец, Камилло, – серьёзно сказал Рыжик, глядя ему в глаза: серо-голубое вешнее небо апреля. – Сразу смог... а я, пока тебя ждал, своё яблоко раз семь пытался надкусить, и не мог... Только когда увидел, как ты приехал, вылез из «Паккарда» и стоишь, смотришь на наши окна – тогда всё-таки решился...

– Я просто не знал, что меня ждёт, – улыбнулся Диксон в ответ.

– Я... я тоже точно не знал. Я ещё ни с кем... не менялся душами, – шёпотом признался Рыжик, несколько нервно поправляя цветки на воротнике и пряча лицо во внезапном смущении. – Ну... что? Садимся ужинать?