– О, – Элен хитро улыбнулась и позвонила в маленький колокольчик, вызывая принципалку, чтобы принесла ещё какао. Ей нравилось всё рассказывать Полли – он так очевидно переживал за неё, что даже не замечал, как грызёт себе губы, роняя алые капли. А это значило, что он до сих пор любит свою Элли. У неё даже разыгрался аппетит, хотя обычно, питаясь энергией уз, Ливали ела совсем мало. Под взглядом любимых серых глаз Элен чувствовала, что оживает. Словно всё это время она была заводной куклой, пролежавшей в ящике с опилками, и лишь сейчас её вытащили оттуда, до упора заведя ключом, заставив шёлковое сердце биться, а тело – трепетать пойманной в сладкий плен цветка бабочкой.

Подождав, пока беленькая девочка уберёт грязную посуду и поставит всем по новой чашке какао на подлокотник кресла, Ливали сказала:

– Мне напела обо всём одна маленькая птичка, мой хороший. Мы уже сегодня упоминали о ней, вскользь. Камилло Диксон хорошо знает, как далеко могут некоторых завести одни лишь благие намерения... и попытки понять того, кого лучше всего оставить в покое. В его же темноте... Но не всем ведь быть светло-ромашковыми, как ты, или нежно-ландышевыми, как я, правда, мухняшка? Кто-то, как ни старается, вечно всё измазывает вишнёвым соком... кровью. Чужой кровью. Во имя давно мёртвых идеалов. Это такая судьба – страшная судьба, надо заметить – быть оруженосцем на вечной войне за иллюзорное равновесие света и тьмы. Я не думаю, что он сам рад быть… таким.

Диксон, который при виде новой чашки какао уже полез было в карман, замер в неудобной позе, уставясь на Элен. Та смотрела серьёзно, без насмешки или своей непонятной игривости; казалось, она чем-то огорчена. Разглаживая складки на подоле белого платья, она тихо добавила:

– Когда кто-то идёт на безумства и играет с другими, как с марионетками, во имя любви, во имя того, кто дороже собственной жизни – я могу это понять, и я могу это простить. Леди Джанне... все грехи её искупает любовь, внезапно проросшая в серебристом сердце, точно вьюн. Но я просто не в состоянии понять, отчего почти год назад Дьен Садерьер так охотно согласился отдать мне Рыжика – ещё тогда, когда вы даже не подозревали о его существовании, Камилло. И даже ничего не попросил взамен... Да, он многое утаил от меня. Но на многое и открыл глаза. Так странно...

– Дьен Садерьер?! – в один голос изумлённо переспросили Камилло и Поль. Дальше, заикаясь от волнения, говорил один Диксон:

– Садерьер?! Сакилч и командор войны? Но он же клялся защищать Рыжика до последнего вздоха, даже ценой своей жизни...

– Камилло, ну, какая-то логика в его действиях есть. Норд сбежал из Антинеля – Дьен решил ему больше не навязывать пост директора. Норд, разбив всё внутри себя в поисках счастья, стал Рыжиком – но так и остался неприкаянным и брошенным существом. Чтобы обрести гравитацию и перестать покорно нестись по ветру, как перекати-поле, ему нужно было где-то зацепиться. Первый раз Рыжик попал в Кирпичное по чистой случайности, ещё до нашей встречи с Дьеном – и опять исчез. Лишь потом, когда ищущий Рыжика Дьен побывал у меня в гостях, и мы с ним сопоставили информацию, он всё мне рассказал. И мы вместе с ним решили, что Рыжику нужно попробовать пожить у меня в интернате. Ведь здесь никакой опасности Рыжику не грозит. Это просто у вас какие-то устаревшие представления о Кирпичном, – Элен полушутливо погрозила чайной ложечкой Диксону, всё ещё немо сидящему с сунутой в карман рукой.

– Да, согласна: раньше, во времена использования тяжёлого электричества, интернат был тем ещё местечком. Грязный, гадкий, полузаброшенный, убогий, с жуткими порядками, брр... И даже сейчас, после полной реконструкции здания, мои особенно талантливые девочки чуют затхлое эхо прошлого. Иногда здесь прямо вываливаются куски, и мы латаем, как можем...

– А не надо было так много уз создавать. Притягиваете всякую сомнительную энергию, вот мир и трескается, – язвительно отозвался Камилло, скрестив руки на груди и непримиримо взирая на слегка смутившуюся от этой отповеди Элен. – Наплодили в клине всякой жути, все эти Новые Черёмушки, а теперь ещё жалуетесь...

– Поэтому я так и жду Рыжика, поймите, – виновато улыбнулась Элен и накрыла руку Диксона ладонью. Тот передёрнулся, и Ливали тихонько вздохнула, послушно отстранившись. – Он Игла... он поможет мне перенаправить потоки так, чтобы они уходили из клина... От Дьена я знаю, что Рыжик вместе с вами создал генератор накачки отрицательного нуль-поля. Эта вещь оттянет из Некоуза всю ту энергию, что создаёт тут этот дисбаланс. Возможно, Рыжик делал генератор с другими целями, но теперь оба – творец и творение – послужат мне... и на благо Некоуза.

– Всё равно ты мне где-то врёшь, нутром чую, – огрызнулся Диксон и ловким щелчком ногтя отправил всё-таки выуженное из кулька семечко в чашку Элен. Подумал, и прибавил уже даже как-то умиротворённо, – хотя от Садерьера такого стоило ожидать. Он мне сразу не понравился.

– Мухняша, – неожиданно резко вклинился Бонита с таким напором, что даже качнулся вперёд, блеснув потемневшими, свинцово-серыми глазами, – Мухняша, не будь предвзятым. Я знаю, что ты терпеть не можешь сладко-липучего Дьена, он из той породы, что за великую идею перелопачивают скальный массив голыми руками. Причём чужими. Но не давай своей ненависти решать за тебя. Норд так говорил. А ты, Элли... Элен...

– Что? – она отпила глоточек какао, подняв ясные глаза на Поля. В них отразился взъерошенный Бонита и его кособоко упавшая на спинку кресла женская тень с косами-бараночками. Камилло раз за разом, по-змеиному, совсем как Рыжик, облизывал губы, сам того не замечая. Ливали лукаво ему улыбнулась и переспросила теперь у него, – что? Что вы обменяли на семечко, мой милый друг? Или попросту стянули, уподобившись одной невоспитанной девчонке из городка Никель, с которой водит знакомство мой любимый Полли?..