– А я не знал, что Никель далеко от Антинеля, мне об этом как-то никто не поведал, – огрызнулся я в ответ, чувствуя лёгкое пощипывание совести. И впрямь, мог бы и сам про расхождение во времени догадаться, ещё когда с Бонитой встретился. И кстати о Боните…

– Тебе нужен кто-то с сильным даром уз? Флаг тебе в руки, барабан на шею, и прямиком в Некоуз искать там Поля, который ищет там Оркилью! Опыт по дислокации ключевых менеджеров нашего НИИ у тебя уже есть, ты сообразительный, справишься! – я ободряюще похлопал скривившегося Садерьера по плечу. – А Поль тут такие вещи вытворял… да я рядом с ним, как напёрсточник рядом с Вольфом Мессингом! Так, бегает что-то смуглое под ногами, с лампочками в пятнашки играется…

– Поль Бонита и Элен Ливали были женихом и невестой, – внятно произнёс Садерьер, не обращая внимания на усилившийся сквозняк и нервно хлопающую лестничную дверь. Я незаметно для него погладил стену за спиной: кажется, Антинель тоже не хотел, чтобы я уезжал куда-то.

– И что? От любви до ненависти один шаг, – я пожал плечами. Дьен едва заметно усмехнулся:

– Этот шаг такие люди, как наш безумный химик и не наша светлый ангел, проходят с одинаковой лёгкостью в любом направлении. Боюсь, у Поля не хватит сил нанести удар по той, что любит его.

– День. Я ведь уже сказал: нет. Я не хочу повторить печальную судьбу Сильвы Катценкэзе.

– Вы не понимаете… – Садерьер покачал головой. – Норд должен был остановить Ливали – я сам, лично, заключил с ней союз, чтобы подсунуть ей это отравленное яблоко прямо в руки. Но теперь от Норда не осталось почти ничего – его пронзило ведьминой стрелой в одном шаге от цели. Он не жив, но и не мёртв, и даже Святой Са не знает, что за клочки мыслей и намерений кружат в его голове…

– Кошка в пряже запуталась, ага, – кивнул я, прислоняясь виском к стене. – Я не скрою, что до сих пор испытываю к Норду, при всей его одиозности, определённую симпатию. Но вы сами подпихнули мне пост директора, и теперь я несу ответственность за наш НИИ. Поэтому в третий и финальный раз говорю тебе: нет. Я не стану тебе помогать. Если Ливали сунется сюда – мы выкинем её, как уже…

Я запнулся. В голове что-то настойчиво, даже неумолимо шуршало и скреблось, просясь на волю.

– Что такое? – мне прямо в зрачки заглянули два пытливых каре-вишнёвых глаза, в каждом – по тонущему Сао Седару в мятой рубашке. Я моргнул, борясь с накатившим головокружением. Элен…

– Мы её убили, – сказал я негромко, глядя Садерьеру в глаза. Тот молчал, ожидая продолжения.

– Она работала здесь комендантом общежития химиков, ещё с этапа закладки корпуса. И смогла выстроить удобное для внедрения уз здание по собственному проекту, презрев опасность навлечь на себя гнев Норда. А Норд… чувствовал, что с седьмым дробь первым что-то не так, даже один раз со мной это обсуждал. Но не думал, что даже после отказа в согласовании комендант рискнёт строить по зарезанному им проекту… И здесь её звали Хелен Шульц.

– Да, я знаю, – негромко отозвался Дьен. – Я читал «Чёрный муар».

Я хотел было крикнуть: «Так что же ты молчал?!» – и не смог, перехватило горло. Мне оставалось только задыхаться под грузом собственного греха… Продолжая вечно тонуть в вишнёвой глубине чужих зрачков, я слушал, как Дьен бесстрастным ровным тоном рассказывает мне мою же историю:

– Ливали – её девичья фамилия, и она нигде не всплывала, потому что сюда Элен приехала уже в сопровождении супруга, Шульца. Не могу судить, насколько он ей вообще был муж… но факт есть факт: никто, кроме Норда, не связал в своих умозаключениях воедино Элен из Некоуза и Хелен из Антинеля. Ту самую, которая как бы пропала без вести, а на самом-то деле была сожжена заживо в крематории, за попытки захвата власти, хирургом Баркли, Коркораном с Хаддлстоуном и Миртой Андерсен по прозвищу Снежная Королева, главой паросилового хозяйства. С попустительства и с некоторой долей участия самого Норда.

– И я принимал в том участие… – хрипло прошептал я.

Перед глазами вновь встала давно уже мучавшая меня картинка, лишь сейчас нашедшая место в мозаике моей памяти: ночь, пустынный холл, синие стены, холодно… Меня бьёт озноб, я дико хочу курить и, наконец, нахожу трясущимися пальцами в кармане пальто старую смятую пачку. Где-то там наверху директора корпусов объявляют шах и мат белой королеве, а где-то здесь внизу я слежу за тем, чтобы в нашу маленькую шахматную партию не вмешались посторонние фигуры. Тени глядят из углов, предвкушающе шевелясь и питаясь этим испуганным, дрожащим, бессильным светом. Ещё одна победа иррационального над нормальным, сна разума над бодрствованием… Дым от сигареты неподвижно висит в воздухе и безглазо смотрит на меня, что-то неслышно вопрошая. Потом вопрос звучит уже вслух – полупридушенный, еле выбравшийся наружу вопрос:

– Что это вы с-сдесь, Сао Седар? Не пора ли Вам пора?..

Я оборачиваюсь, ловя краем глаза, на границе дохлого света и оживлённой тьмы, фигуру Норда – и в этот момент мне приходит смс от Коркорана: «Мы спускаемся. Всё чисто?». И я два раза говорю «Да» – один раз вслух, второй раз пальцами. А потом несу какую-то чушь про внезапный скачок в магнитном поле этого корпуса, и как я здесь уже три часа лазаю с тестером и не могу найти никаких признаков аномалии, и что вот решил покурить, хотя давно завязал, чтобы прислушаться и понять, приборы это сбоят, или на самом деле скачок был, да сплыл…

Я всё говорю, рассыпая серебряно-лживые слова, словно несъедобные карамельки в блестящих фольговых фантиках. Мы идём прочь, и за спиной остаётся 7/1 корпус, вымороженно светящий в глубочайшую ночь голубоватыми окнами, и аллея с каштанами, и юная светловолосая девушка с разбитыми губами и кляпом во рту, которую тащат прочь – точно так же, как я тащу сейчас Норда… Вот только она уже больше никогда не увидит этого корпуса, каштанов, дня или ночи. Никогда.

В какой-то миг перед тем, как вслед за Нордом переступить порог административного корпуса, мне захотелось вцепиться в директора и заорать «Спасите Хелен! Они сожгут её, и наступит самое страшное, что может случиться – никогда!!». Но я вспомнил высокомерно-нежное белое личико в обрамлении льняных волос; вспомнил, как она смотрела, когда сказала «В моём корпусе совершенно нечего делать нулевикам, здесь живут нормальные люди»; вспомнил, как ходила с алым пятном от пощёчины Линдуся Глебофф, осмелившаяся сказать что-то, что не понравилось госпоже Шульц…