Пока нежданные гости рассказывали нам о том, какой Проэмперадор молодец, я по-настоящему им гордился. Стоял и восторженно разглядывал его спину. Хороший у меня эр! Замечательный! И в честь нашей победы в столице будут проведены торжественный прием и длинные празднества. Такого, если верить словам Ги Ариго, не было со времен Двадцатилетней войны. Что-то об этой войне припоминается, смутно…

– Я благодарен Его Величеству, – серьезно ответил Рокэ, – за оказанную мне честь, но я ее заслуживаю не больше, чем другие офицеры и солдаты вверенной мне армии.

– Разумеется. Хотите кого-то особо отметить?

– Показали себя с прекрасной стороны все, но без некоторых наша победа осталась бы под вопросом. Это Его Преосвященство епископ Бонифаций и генерал от кавалерии Эмиль Савиньяк, сопровождающий бакрийское посольство генерал Жан Шеманталь. Он приедет в Олларию через неделю. Кроме того, в Тронко остались генерал от артиллерии Курт Вейзель, генерал от кавалерии Хорхе Дьегаррон и полковники Орасио Бадильо и Клаус Коннер. Я представлю сведения об их заслугах.

Эстебан тревожно глянул на меня, а затем – на Алву. Я же равнодушно пожал плечами: отчего-то мысли о собственных заслугах вовсе не грели мне душу. Ведь не очень-то я на войне и отличился. Только нарывался на подзатыльники в Варасте, если посудить.

– Отдельно мне хотелось бы назвать герцога Окделла, сбившего из пушки вражеское знамя. Насколько мне известно, за подобные заслуги во время Двадцатилетней войны представляли к ордену Талигойской Розы.

А? Что? Он серьезно? Я оцепенел от нахлынувшего на меня прилива неожиданной радости. Как ни крути, а приятно. И немного неловко. Но лучше я промолчу насчет того, что стрельба по знамени на самом деле не моя заслуга, а то Эстебан радуется сильнее меня. Не хочется расстраивать друга.

– Их Величества будут счастливы узнать о подвиге Ричарда Окделла, – Ги тепло мне улыбнулся.

Не верю я всем этим улыбкам Людей Чести, за которыми могут прятаться ядовитые оскалы. Но кивнуть с ответной улыбкой в ответ – обязательно. Ведь сейчас все здесь забыли на время о прежних распрях. И я был рад смотреть на окружающих меня людей, к которым уже успел привыкнуть. Почти стерлась из памяти старая прошлая жизнь, с теми современными людьми и обычаями, поэтому мне стало совсем легко в теле юноши эпохи Нового Времени. Я пил вино, смеялся над шутками Эстебана и считал этот день лучшим в своей жизни. Армия Талига победила “барсов” и кагетов, а я наконец перестал чувствовать себя чужим в этих краях. И это тоже неплохая победа.

– Я поднимаю этот кубок за Его Величество Фердинанда, Ее Величество Катарину и за королевство Талиг, – произнес Рокэ Алва, ненавязчиво давая понять гостям, что пора бы и честь знать. Люди Чести же.

Все разошлись. Килеан-ур-Ломбах забрал Эстебана, который кивнул мне на прощание. Ушли и близнецы Савиньяк, счастливые и спокойные.

– Вот и все, – сказал провожающий их Рокэ, вернувшись за стол.

И растрепал, грустно улыбнувшись, мне волосы. А я так и не понял – что все? Это он о войне, о прекрасном застолье или о чем-то еще? Но спросить я не успел, потому что папаша Эркюль известил нас, что спальни готовы. И мы пошли по поскрипывающей лестнице. Голова шла кругом от опьянения и радости, а эр Рокэ молчал.

– Лучшая комната, монсеньор. Комната для молодого господина – справа.

– Спасибо, – у меня прорезался голос.

– Принесите для молодого господина ужин, и вина для меня, – молвил Рокэ, входя в комнату. – Садись, Дикон.

Ыть, как я устал! Но почувствовал это только, сев в кресло и с наслаждением вытянув ноги. Комната была жарко натоплена, пришлось снять колет, чтобы не взмокнуть. Вскоре принесли холодное мясо, сыр с хлебом и любимое вино монсеньора. Отдав трактирщику монету, Алва сел за стол рядом со мной и присоединился к трапезе.

– Эр Рокэ, – задался я философским вопросом, – а кто на самом деле из нас с вами сбил шар выстрелом?

– Ты.

– Но вы помогали…

– Зато ты в этот момент стал воином, а остальное не имеет значения. Расслабься и не думай об этом. У тебя еще будут сражения, за которые никто не поблагодарит. Вспомнишь свою первую награду и станет чуть легче.

– У меня? – стало отчего-то неловко и захотелось рыдать. Пить надо меньше.

– Вряд ли наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл.

– Но я же на вашей стороне…

– Но ничто не вечно под луной, как писал кто-то из стихоплетов. Впрочем, забудь. Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля?

– На фоне других она выигрывала, – ответил я чистую правду.

– Фрамбуа – один из двенадцати городов, оспаривающих право на святую Октавию. Это она нарисована на вывеске. Олларианская святая и моя прапрапрабабка.

Да, я читал про эту девушку. Но вот парадокс – в истории Талига говорилось, что до замужества с Франциском она была вдовой Алвы с младенцем, а вот в житие Святой Октавии, которое мне однажды под страхом запирания в часовне всучила Мирабелла, об этом не упоминается. Мутно как-то все это… Девушка прекрасна, несомненно, но слишком походит на притворщицу Катарину. Впрочем, не стоит судить о людях, которые жили четыреста лет назад.