Шрифт:
Странное вмешательство дома губернатора и, главным образом, Зорро в судьбу Изабеллы так же не осталось без ее внимания. На что ею был получен ответ о том, что дон Алехандро, как представитель принимающей стороны не мог поступить иным способом, а Зорро, по всей видимости, был просто заинтересован юной и красивой принцессой. Последний довод незамедлительно вызвал ледяную интонацию и сухие обрывистые фразы на все оставшееся время разговора, который, в конечном счете, свелся к главной проблеме – изысканию способа добраться до Изабеллы.
Все, что происходило в те минуты, было такой бессмысленной дикостью, что Изабелле иногда хотелось рассмеяться во весь голос. Она, принцесса Британии, стояла под чужим окном. Она, словно простолюдинка, позволяла обнимать себя постороннему мужчине, о котором не знала ничего, включая его имя и происхождение. И при этом она подслушивала. Подслушивала планы собственного уничтожения, которые строила против нее ее же сестра. Знала бы последняя, что ее столь вожделенный объект находится от нее на расстоянии вытянутой руки, она, наверное, рассмеялась таким же нервно-болезненным смехом, который сейчас готов был вырваться из груди Изабеллы.
Каждая новая фраза вызывала в ней конвульсивное содрогание плеч. Она слышала, что Монте за свое содействие хочет в качестве вознаграждения, получить ее саму. Она слышала, что Фионе нужен был Зорро, по всей видимости, для аналогичных целей. Она слышала, как сообщники раздумывали над тем, как обмануть бдительность дома губернатора и достать ее оттуда… Над тем, какое объяснение будет лучше предоставить всем, когда она, в конце концов, исчезнет…
Изабелле было невыносимо смешно. Она беззвучно тряслась под непроницаемым плащом, изредка перенося ощутимое встряхивание сильными руками, которое ненадолго возвращало ее к действительности. У нее нещадно кружилась голова. Она не понимала ничего, кроме того, что попала в какой-то жуткий балаган, единственным лучом света в котором было ощущение тепла и защищенности.
Девушка не знала, сколько еще сможет так сдерживать себя, как вдруг посреди этой вертящейся и оголтелой клоунады раздался стук в дверь. Голос Шарлотты сообщил о том, что сер Генри хочет поговорить с принцессой.
– Очень надеюсь, что это время не пройдет для Вас зря, и мы сразу начнем со здравых идей и дельных предложений, – произнесла Фиона.
– С Вашего позволения я также отлучусь.
– Встретимся через полчаса.
Дверь в помещение закрылась и на весь двор навалилась давящая тишина. Изабелла еще несколько раз истерично вздрогнула и, подняв голову с груди молодого человека, приложила пальцы к вискам. Через полчаса она хотела бы оказаться на другом конце света, если такое, учитывая ее нынешнее географическое положение, было вообще возможным. Пусть они здесь планируют все, что угодно, вплоть до новой Буржуазной Революции – она больше ничего не хотела знать.
– Думаю, нас уже заждались, – произнесла она абсолютно ровным и спокойным голосом и, высвободившись из спасительных объятий, двинулась в обратный путь.
Зорро неслышно встал за ней каменной стеной и через минуту внутренний двор опустел.
Изабелла в блаженстве лежала в горячей воде и смотрела на танцы свечей. Она дождалась этой благословенной минуты.
Полчаса назад они вернулись в дом Зорро после совета в гасиенде.
Девушка вспоминала все, что произошло сегодня, резкими обрывками, словно сон. Она помнила, как Зорро подхватил ее на руки и донес до лошади, как она всю дорогу смеялась и уговаривала молодого человека вернуться к крепости и напугать Фиону, появившись в окне в тот момент, когда она в очередной раз назовет ее имя. Помнила, как Зорро был вынужден остановить Торнадо и крепко прижать ее к себе, потому что она начала вырываться и пытаться на ходу соскочить с лошади. Она помнила, как в бессилии уронила голову ему на грудь, осязая на своих плечах неимоверную тяжесть реальности, которая именно в ту минуту, наконец, встала перед ней во всей ее силе и неизбежности.
А потом они оказались в доме губернатора, и Керолайн, перехватив взгляд молодого человека, моментально увела ее на кухню. Изабелла слушала непрерывное щебетание фрейлины, словно музыку, которая успокаивала и расслабляла растревоженное сознание. Подруга так восторженно рассказывала о том, как провела эти сутки в доме дона Ластиньо, что Изабелла несколько раз даже смогла задать какие-то попутные вопросы, получив в ответ не только исчерпывающие ответы, но и бурю неподдельных эмоций.
Керолайн ни о чем не спрашивала ее. Они всегда понимали друг друга без слов, с одного взгляда. А в тот момент для Изабеллы главным было не остаться в одиночестве и тишине, поэтому фрейлина с головой бросилась в повествование. Они обе знали, что в этот момент в соседней комнате Зорро рассказывает все, что они узнали за свою поездку в крепость, но идти в гостиную не собирались, да и мужчины вряд ли позволили бы им участвовать в столь напряженной и тяжелой беседе. Керолайн потом все узнает от дона Рикардо, поэтому можно было ни о чем не говорить, не думать и стараться ни о чем не вспоминать, а только лишь слушать родной мелодичный голос…
Но Изабелла понимала, что они пропустили самое главное. Понимала, что дом губернатора мог бы сейчас иметь на руках все карты, если бы они остались там еще некоторое время и подождали, к чему придут в своих рассуждениях Фиона и Монте. Она понимала так же и то, что Зорро вполне хватало времени отвезти ее в гасиенду, а потом вернуться в крепость и узнать дальнейшие шаги врагов. Ведь с его умом и опытом ему достаточно было услышать всего пару слов, чтобы понять, что их ждет и что делать дальше. Но он не уехал. Он остался с ней. Пусть даже в другой комнате, пусть он был в обществе губернатора, дона Ластиньо и дона Рикардо, а она была с Керолайн, но все равно он был рядом. Она понимала это так ясно, как никогда…
Как и то, что она жаждала вернуться в его дом… Оказаться под защитой непроницаемых стен. Она рвалась туда душой и телом, почти осязаемо представляя себя в той великолепной спальне, которую он ей предоставил. На невесомых подушках, на тончайших простынях, под ласковым одеялом, в мерцающем свете белоснежных свечей. А главное – всего в одном шаге от его комнаты. Изабелла втайне лелеяла надежду, что он и сегодня будет спать там, почти напротив нее, усиливая и укрепляя своим присутствием и без того несокрушимый дом. Его физическое пребывание в том или ином месте служило для нее большей гарантией защищенности, чем вся мыслимая охрана, собранная из лучших воинов своего времени, а в купе с таким невероятным сооружением, коим являлась его обитель, было единственным, что могло пересилить и вытеснить из ее пошатнувшегося сознания весь ужас накинувшейся на нее реальности.