– По какому мотиву вы на это решились?

– По собственному убеждению, – словно в пустоту отвечала Каплан. – Я так считаю, вот и всё.

– Считаете, что справедливо убивать товарища Ленина?

– Ленин предал интересы мировой революции, социалистические идеалы, – Каплан сделала паузу, дабы проверить реакцию чекиста. Петерс был непоколебим. – За то, что он подписал декрет о «Брестском мире» партия социалистов революционеров решила, что такого человека в правительстве допускать нельзя.

Женщина напротив вызывала у Петерса чувство ненависти, и она в своих мыслях была отчасти права – желание чекиста прервать допрос было очень велико, сравнимое только с желанием Раскольникова поскорее покончить со старухой – процентщицей. Но скрепя сердце, Петерс прекрасно помнил завет своего начальника, о том, что трезвый рассудок должен быть у человека на первом месте. Председатель бы не простил ему такого вольности желаний, а раз его не было сейчас в столице, всю ответственность за допрос Каплан была возложена на плечи Петерса. И он не должен был подвести.

– При вас был обнаружен Браунинг,- продолжил чекист. – Из него вы стреляли?

– Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить подробности, – безразлично говорила эсерка.

– Стреляли три раза?

– Не помню, возможно.

– Как это «не помню»?! – воскликнул Петерс и тут же прикусил язык. Каплан вздрогнула, быстро моргая глазами от нервов и страха. – Хорошо. Почему на месте преступления было найдено четыре гильзы вместо трёх? Вы были с кем-то в паре? Стрелял кто-то ещё?

– Я была одна.

– Откуда четвёртая гильза? – сдержано спрашивал Петерс.

– Не знаю… – Каплан снова вздрогнула, когда едва различила, что фигура чекиста приподнимается. – … Хотите бить – бейте! Я по убеждениям стреляла и от своего не откажусь!

– Не собираюсь я о такую, как ты, – сквозь зубы процедил чекист, – руки марать.

Каплан слабо ухмыльнулась, но эта странная улыбка продержалась на её лице лишь мгновение.

– Можешь считать меня, чекист, ничтожеством – мне всё равно.

– Не отклоняйся от допроса излишним пафосом, гражданка Каплан, – жёстко отрезал Петерс. – С вами был Протопопов? Матрос из отряда эсеров?

Каплан молчала, потупив взгляд. Петерс забарабанил пальцами по столу, продолжая вглядываться в лицо женщины: худое, бледное, под глазом сиял более чем заслуженный фингал, над бровью – продольный шрам, а резкие черты делали лицо ещё грубее, чем оно было на самом деле.

– Долго будем-с в молчанку играть, Каплан? – жёстко спросил чекист. – Ты была знакома с ним – вы из одной фракции!

– Итак знаете, – сухо откликнулась женщина, едва шевели иссохшими губами. – Спрашивайте уж что на самом деле хотите.

– Я буду спрашивать то, что посчитаю нужным, – оборвал её Петерс сурово, перестав стучать по столу, что снова показалось эсерке угрожающим жестом. Она невольно сжалась и задрожала, как осиновый лист, облизав губы. Чекист был готов завыть от злости, ибо сил у него не было терпеть и смотреть на эту лицемерку. – Хватит трястись! Не тряслась, когда в товарища Ленина стреляла, не дрожала... Не вздумать реветь! Иначе я без всяких вопросов подпишу заключение о расстреле...

– Не собиралась я реветь, – стальным голосом процедила Каплан сквозь зубы.

– Ты хотела склонить меня на жалость, – возразил Петерс, – а теперь поняла, что это – невозможно. Были ли вы под следствием?

– Арестована была в 1906 году как анархистка.

– По какой причине? – вытягивал показания Петерс.

– Была сослана в Акатуй за взрыв бомбы в Киеве.

– Женщина Попова, которая была ранена при разговоре с Лениным к вам сопричастна?

– Она мне абсолютно не знакома.

– Так ты – анархист? – сощурил глаза чекист. – Или эсер?

– Не считаю нужным сказать,- отрезала она.

– Ты имела связи с эсерами? – повторил, пытаясь выяснить Петерс настойчиво, но безуспешно. Каплан смело раскачалась на стуле и наклонилась достаточно близко к столу следователя.

– Иди ты нахер, чекист, – с презрением прошипела она. Заместитель председателя ВЧК гневно засопел от такой наглости, смиряя женщину уничижительным взглядом. Он был на грани того, чтобы добавить нахалке второй синяк.