А потом кто-то схватил ее за обе руки и вздернул на ноги. Фрэн зашаталась; голова ее гудела, горло распухло, а перед глазами все туманилось. Но она видела достаточно, чтобы различить еще одного лысого мужчину в белом.

– А ты кто такой? – прохрипела она. – То есть вы?

Их двое или у нее двоится в глазах?..

– Ты не узнаешь меня, матушка?

– Что? – взвизгнула Фрэн, ощупывая затылок – кажется, она слишком сильно треснулась об пол. Даже во сне от удара головой, похоже, ум заходит за разум.

Перед глазами перестало двоиться, и она увидела, что перед нею юноша. При всем желании Фрэн не могла припомнить, чтобы когда-либо встречала его в своих видениях – высокий и стройный, миловидный, хотя не такой красавец, как Неб-Амон. У этого молодого человека был не такой прямой нос, как у верховного жреца, а изгиб черных бровей напоминал женский… женский…

– Ты мой сын? – спросила она, таращась на этого древнего египтянина. – Но ведь ты тоже давно умер? Кто ты такой?

Второй мужчина ей не почудился – но он стоял в стороне, чтобы не мешать разговору.

– Жаль, что ты меня не узнаешь, - сказал юноша. – Ты умерла, когда я был маленьким мальчиком, матушка.

Он улыбнулся – в этой улыбке ей почудилось что-то неприятное, что-то… собственное. Да, это, без сомнений, был ее сын и ее характер.

– Я помог тебе отомстить твоим врагам. Помнишь?

– Аменхотеп? – прошептала Фрэн. – Ты в четыре года убил женщину, которую я ненавидела, Мерит-Хатхор? Ты?..

Он кивнул, улыбаясь.

– Ты рада? Я был рад ее смерти.

– Ты совсем не изменился, - с каким-то даже отвращением к собственной плоти и крови прошептала Фрэн. Хотя – какая плоть и кровь, это же сон, это же другая женщина?..

– Как умер ты? – спросила она.

Аменхотеп сморщился, словно не любил это вспоминать.

– Зачем тебе это знать? Я собираюсь родиться снова, как сделала ты. Я хочу вкусить от твоего нового мира – здесь мне не очень-то весело, как было и тебе, матушка.

– А зачем мне это знать? – прошептала Фрэн. – Что мне за дело до того, родишься ты снова или нет, негодяй?..

Она назвала собственного сына негодяем. Дико, как все, что происходило с нею сейчас.

– Как ты груба со мной – а ведь я только что прогнал твоего врага, - заметил Аменхотеп с явственной насмешкой.

– Не ты, - второй мужчина наконец явил себя Фрэн, выступив вперед и оттеснив Аменхотепа.

И она увидела, чем этот второй отличается от Аменхотепа, да и от Неб-Амона – он был светлее, словно его изнутри озаряло собственное сияние. И этого второго Фрэн узнала сразу.

– Хепри, - прошептала она. – Сын! Любимый сын!..

Она бросилась в объятия молодому человеку, красивому, суровому… и светлому. Хепри погладил ее по спине. Он был совершенно как живой, горячий и полный сил: Фрэн чувствовала крепкую плоть, биение сердца у ее груди, даже запах душистого масла, заменявшего египтянам духи.

– Да, это я, - сказал он. Хепри казался ровесником Аменхотепа, хотя это был его старший брат. Сын египтянки Тамит от другого отца.

– Я заставил Неб-Амона уйти, - сказал Хепри. – Я оказался сильнее его, матушка, потому что я призвал на помощь не ярость, но свет…

– Какая чушь, - беспомощно прошептала Фрэн, держась за виски. – Когда это кончится?

– Мне жаль моего брата, - сказал Хепри, бросив сочувственный взгляд в сторону явственно помрачневшего Аменхотепа. – Он солгал тебе, матушка, потому что он страдает здесь уже три тысячи лет…

– Какой ужас, - прошептала Фрэн, забыв о том, что все это плод ее фантазии. Их же нет! Нет!

– Здесь время иное, нежели на земле, - сказал Хепри. – Для тех, кто блажен, его нет. Но для тех, кто подобен моему брату, время тянется тяжко… долго. Аменхотеп хочет родиться снова, и я тоже желаю, чтобы это произошло.

– А при чем же здесь я? – спросила Фрэн, уже догадываясь, к чему оба эти мертвеца клонят.

Хепри нежно улыбнулся ей и приложил руку к ее животу – жест, совсем непристойный для современного человека, разговаривающего с матерью.

– Аменхотеп снова выбирает тебя своей матерью, - сказал он. – Он снова будет твоим сыном. Разве это не чудесно?

– Нет! – в ужасе крикнула Фрэн. – Пожалуйста! Только не это!..

Снова родить этого маленького гаденыша! Фрэн вспомнила все, все, что касалось ее второго сына… нет, пожалуйста…

– Как жаль, что ты этого не хочешь, - сказал Хепри с искренним сожалением на лице. Жаль – не жаль, но ее слово здесь ничего не решало.

Фрэн попятилась, спотыкаясь не то о какие-то камни, не то о кости.