Шукаку фыркнул. Ёко устроилась поудобней, озорно подмигнула Хинате и продолжила рассказывать:

– А светлые... они другие. Если хочешь найти две противоположности – это тёмные и светлые эльфы. Добрые, открытые... Хотя и ценят высоко чистоту крови, но полукровок хватает: их просто не принимают в эльфийский стан. Это и не надо – вряд ли бы прижились, – девушка тепло и даже нежно улыбнулась. – Мама Сейрам была светлой эльфийкой.

– Ева...

– Ева... Ева Нагваль, прошу простить мне моё произношение. Ева не была наследницей чего-то там, но Нагваль – древний род, королевский, поэтому там возник небольшой конфликт...

Внезапно Шукаку рассмеялся. Его спина заходила ходуном и кицунэ сползла чуть ниже.

– Небольшой? – выдавил он сквозь хохот. – Сколько там народу в катакомбы загремело за, цитирую: вооружённое проникновение в королевский дворец с целью похищения непрямой наследницы какого-то там колена?

Шио что-то пробурчала. Так как она не хотела, чтобы Хината чувствовала себя лишней, она по-быстрому перевела разговор в другое русло.

– У светлых эльфиек очень чистые души, это не поверье. Подлинный факт. Они такими рождаются, духи Первородного Леса во плоти. Если светлая эльфийка покончит с собой ради кого-то, близкого ей, то вырвавшаяся из тела душа выжжет всё на несколько километров вокруг. Именно поэтому – «ради». Это не отчаяние, это обдуманная жертвенность.

Шукаку негромко вздохнул, незаметно от Хинаты сжимая её руку. Кажется, Хьюга догадывалась, что от неё что-то скрывают, возможно, даже поняла что, но сейчас не время. Ничего, она поймёт, когда узнает.

Ева. Ева Нагваль, поначалу чужое, чуть позже – родное солнце. Солнце переливалось в её волосах, солнце коснулось светлой кожи, солнце отразилось в совсем не ядовитой зелени глаз. Пожалуй, Ева была красива даже для своего племени, на неё заглядывались, а тёмнокожая Мататаби в шутку завидовала телесной чистоте; Нагваль щедро одарила красотой свою дочь. От отца Сейрам достались только глаза, поэтому поначалу, когда они только начали путешествовать втроём, Шио было больно смотреть на спящую Хачи, повзрослевшую с их последней встречи.

Слишком похожа на мать.

Слишком сильное чувство вины.

Каково было – и каково сейчас – безнадёжно влюблённому в свою жену Гьюки, теперь уже вдовцу, страшно было даже представить.

Ёко тряхнула головой, отгоняя тяжёлую серость, и высвободила ладонь из плена тёплых мозолистых пальцев тануки. Шукаку передёрнул плечами.

– У отца Сейрам чакра из категории «Тьма». Это просто физиология, но... – девушка закусила губу, облекая мысли в слова. – То есть вот как вышло – светлая эльфийка и, соответственно, самые светлые из возможных чакра и энергия и тёмная чакра, а у Гьюки – так зовут отца Сейрам – она по-настоящему сильная. Восемь хвостов. И итог такого совмещения – сильнейший резонанс энергий. Пятьдесят процентов. Сейрам с чакрой без возможности полной стабилизации.

Кицунэ цокнула языком и переменила положение затёкшей ноги.

– И ведь не то чтобы никто не знал, что будет нечто подобное. Знали. Но Ева и Гьюки действительно сильно друг друга любили, да и не принято это как-то... У нас и людского извращения – расчётных браков – никогда не было. Отчасти из сугубо практичных соображений: чакра хвостатых, как я уже говорила, зависит от эмоций, поэтому расчётный брак является прямым путём к потере хороших бойцов. Да и просто подобного никогда не было – в обществе, где при не слишком частых преступлениях для снятия многих обвинений достаточно наличие не подкупленного поручателя, испытывающего чувства любви или сильной привязанности к виновному...

Шукаку зевнул, повёл плечом и, оставляя Шио без опоры, улёгся на камень, запрокинув голову и закрыв лицо полусогнутой рукой. Парень не умещался на глыбе: его ноги сильно свисали, макушка торчала с другого конца.

Хината украдкой подвинулась поближе к кицунэ. Тануки начал ныть:

– Ши-и-ио-о-о, ты говоришь слишком зау-умными фраза-а-ами-и-и... – и всё в таком духе.

И внезапно, неожиданно для себя, Хьюга засмеялась. Просто он так забавно гнусавил и столь старательно изображал из себя жертву страшного предательства «зау-у-умне-е-евшей» подруги, что девочка с лёгкостью отбросила свою робость и страх раскрыться.

Ёко и Шукаку несколько удивлённо посмотрели на неё А затем тоже расхохотались в два громких голоса.

Поначалу идти за Сейрам было легко: след складывался из проломленных в густых зарослях кустарника «туннелей», разбитых в крупное крошево редких булыжников и поваленных стволов деревьев. Один раз – грязно-коричневое месиво, оставшееся от некой твари, в самом буквальном смысле размазанной по земле.

Но вскоре столь явные следы резко прекратились, и Орочи легко догадалась почему. Если сначала Хачи отыгрывалась на окружающей природе, то, частично совладав с собой, старалась идти как можно более незаметно. Девушка, наверняка, не хотела, чтоб её нашли.

Юмия – исключение. И они обе об этом знали.

К тому же, Сейрам совсем не умела скрываться. Случайный отпечаток босой ноги во влажной и скользкой глинистой почве, длинный светлый волос...

Ну и, конечно, жирный энергетический след. Чтобы чувствовать берсерковскую чакру, совсем не обязательно быть сенсором и специализироваться на поиске: подобное заметит любой рядовой шиноби.

Юмия рядовой не была. Хотя, чего уж там – побыть шиноби ей тоже не довелось. Но её всё устраивало.