Столица, словно живое существо, росла ввысь, стремясь ближе к солнцу, забывая, оставляя под многовековыми слоями заброшенных, обветшалых зданий свою историю, творя новое волшебство и красоту… до бесконечности. Редко кто отваживался спускаться на самые нижние уровни вечного города, так как там царили беззаконие и преступность. В беспросветной тьме нашли приют те, за кем охотились и те, кто охотился на кого-то. Здесь не было весёлых огней, могущих указать путь, лишь мрачный блеск обнажаемых клинков и глаз, в которых уже давно умерло воспоминание о свете. Может, Агатовый город и был восхитителен когда-то, но с тех пор прошло немало времени, не пощадившего ни воздушные мостики над пересохшими реками, ни изящные арки. Обломки колонн щерились в темноту острыми сколами, на которых обожал селиться ядовитый мох, прекрасно обходящийся без света. Разбитые чаши фонтанов, простоявших без капли воды многие века, стали прибежищем для опасных тварей, выискивающих зазевавшуюся добычу. Этим существам не нужны были глаза – зрение заменяли им непревзойдённый слух и тончайшее обоняние, а люди, поколениями жившие здесь, не имеющие права подняться выше, каждую секунду рисковали стать чьей-то добычей. Смерть на этих улицах с растрескавшимся феррокритом мостовой, с чернильными провалами окон и полуразрушенными укреплениями, созданными когда-то и кем-то простив неведомого врага, явление обыденное. Жизнью в подобном месте не стоит и дорожить.

Но в одну из безрадостных вечных ночей Агатового уровня в настороженной тишине узких, влажных улиц раздался детский голосок, чей обладатель, по-видимому, совершенно не страшился неведомых опасностей и смертельных ловушек:

– Мама, я устала, – без конца ныла Гизелла, в очередной раз споткнувшись о трещину в феррокрите и дёргая старшую сестру за рукав для подтверждения своих слов. – Когда мы придём?

Терпеливая Лиу поставила малышку на ноги, не попрекнув и даже не дав в воспитательных целях подзатыльник. Просто она тоже очень устала спускаться в неизвестную глубину, где становилось всё холоднее, а лучи фонариков высвечивали лишь печальные обломки каких-то гигантских сооружений с покорёженными временем и сыростью заржавевшими пулемётами.

– Уже скоро, солнышко, – госпожа Грель, обернувшись, улыбнулась дочкам как можно более уверенно. Рядом с ней стоял Вальдис, второй сын, а за спинами дочерей, прикрывая их от возможной опасности, шёл Брандон, бесконечно гордый тем, что ему выдали настоящий боевой бластер. – Если ты не будешь шуметь и плакать, мы доберёмся до места куда быстрее.

– Хочу к папе, – надувшись, сообщила маленькая паршивка. Грель, отвернувшись, продолжила путь, себе под нос буркнув:

– А уж я-то как хочу!

– Интересно, против кого тут воевали? – Вальдис пнул лазерную турель, видимо, снятую с древней канонерки и неведомо каким образом прикреплённую к оборонительной баррикаде. Железный каркас, воспользовавшись случаем, тут же развалился, подняв в воздух хлопья ржавчины.

– Против кого обычно воюют, сын?

– Ну, может, это были захватчики с других планет, о которых в истории не принято говорить?

– Пожалуй, когда мы встретимся с твоим отцом, я попрошу его запретить тебе играть в отупляющие игры по голосети.

Вальдис, скривившись, своенравно фыркнул. Он-то знал, что Браних будет на его стороне, потому что в прошлый раз они с отцом играли в компании и даже разгромили сильнейший клан «Синей Звезды». Мать, впрочем, решила ответить на его вопрос, наставительным тоном сообщив:

– Здесь было прибежище оппозиции против власти Бетера IV, последнего в своей династии. Он отличался достаточно мягким характером, взвалив бремя власти на ближайших советников, а те старались, как могли, набить свои карманы кредитами, да так, чтобы и правнукам хватило. Антикоррупционные ячейки тут же попали в немилость и были вынуждены прятаться в Городе Тьмы, но, как видишь, даже здесь их смогли достать.

– Интересно, кто же был настолько настойчивым? – Вальдис проводил взглядом маленькую юркую тень, метнувшуюся от луча итронного фонарика и затерявшуюся во мраке подземелья. – Особенно ретивые мздоимцы, желающие отстоять своё «доброе» имя, стерев воспоминание о мятеже, или же фанатично настроенные патриоты, не желающие признать ошибок действующей власти?

– Ни первые, ни вторые не имели отношения к подавлению восстания, – отозвалась Грель, осторожно протискиваясь между шершавой стеной и прислонённой к ней статуей, изображавшей какого-то учёного мужа при длинной бороде, от которой остались ныне лишь печальные фрагменты. – Это был приказ самого Императора Бетера, а исполнителем Его Величество в своём указе назначил своего самого преданного сторонника.

– Представляю, как обычный народ возненавидел того, кто выкосил мятежников, – хмыкнул Брандон, оказывается, внимательно прислушивающийся не только к еле различимым похрустываниям каменной крошки под ногами путешественников, пронзительным выкрикам вспугнутых тварей, свивших себе логово в здании напротив и тихому заунывному пению сквозняков в мрачных залах, через которые лежал их путь. – Должно быть, того советника наградили за отлично проделанную работу и тут же удалили от двора, чтобы не раздражал общественное мнение.

– Отнюдь. Тот человек, напротив, стал наиболее приближённым Бетеру. Уже через несколько лет его имя значилось в коротком списке тех, кто, объявив ультиматум Сенату, заставил высокое собрание признать власть Императора, как единоличную форму правления.

– Кто же это был? – Недоумённо наморщил лоб Вальдис. Грель прижала палец к губам, напряжённо вслушиваясь в тишину тёмного города. Когда ей показалось, что невидимая опасность миновала, женщина сделала знак детям следовать дальше. Сын, однако, не унимался, продолжая выспрашивать: – Я не помню имени советника с таким прошлым.