Фомы не будет еще долго – а даже если нет, в том, чтобы пойти на прогулку, нет ничего предосудительного. Может быть, супругу представится так же неловко показывать ей храброго комеса, как и его корабли; или он запамятует… Во всяком случае, медлить нельзя.

Погода выдалась ясная, и сын радовал: был румяным и спокойным.

– Матушка вышла вершить важные дела, творить правду и закон, - ворковала Феодора, покачивая сына на руках: она шла далеко впереди своей охраны, и говорила с Вардом по-русски.

– Ты ведь мне не помешаешь, сокол мой, царевич?..

Вард смотрел серьезными темными глазами, точно взрослый в детском тельце. Феодора улыбнулась ему и поцеловала в высокий лобик: умник будет!

Многие кланялись ей, узнавая ее по мужу – или по статуе; или просто на всякий случай, почитая ее богатую одежду и охрану. Феодора с улыбкой кивала – хотя и не всякому.

Она направлялась в Золотой Рог. Там как раз располагалась верфь, на которой белели длинные скелеты нескольких будущих дромонов - или скедий, хеландий, галер: скоро эти ребра оденутся плотью, под ветром расправят грудь паруса, а на весла сядут гребцы. Вольные или невольники – сейчас Феодору не занимало. Она видела, как по деревянным каркасам, рискуя жизнью, лазают строители, а вокруг стоят десятники и начальники, наблюдая за работой и направляя рабочих окриками, а то и хлыстом. Правда, бить на ее глазах никого не били – только грозили, для порядку…

Феодора остановилась и хотела передать сына кормилице – но раздумала. Если Леонард Флатанелос храбрый и честный муж, красивой женщине лучше говорить с ним, держа на руках дитя. Молодая мать скорее растрогает и расположит к себе человека, преданного родине…

Феодора подошла к одному из надсмотрщиков, и тот немедленно повернулся к ней: люди такого сорта сразу замечали начальство, потому что их процветание зависело, едва ли не прежде всего, от успешных отношений с аристократией – и умения вовремя поклониться кому следует и как это следует.

А благородная женщина на верфи и вовсе была явлением удивительным. Феодора мысленно обругала себя за то, что не дождалась прогулки с мужем; но разве при муже она смогла бы так себя вести? Да он шагу бы ей ступить от себя не позволил, рта раскрыть – боясь, что бывалые моряки его сочтут недостаточно мужественным, плохим хозяином в семье!..

– Кого вам угодно, госпожа? – спросил надсмотрщик, кланяясь.

– Здесь ли сейчас… комес Флатанелос, Леонард Флатанелос? – спросила Феодора. Она покачала ребенка, который начал хныкать и тут же затих. Надсмотрщик был смущен.

Он даже спрятал за спину многохвостую плетку.

– Комес здесь, госпожа, - ответил коренастый невысокий грек, ниже ее ростом – но обладавший, по-видимому, недюжинной силой и сноровкой. Но больше он ничего не прибавил, глядя на нее выпуклыми черными глазами.

Феодора догадалась и улыбнулась.

– Вот, - она пошарила в поясе и, выудив оттуда золотую монету, вложила в руку ромею.
– Меня зовут Феодора Нотарас, и я желаю говорить с комесом от имени мужа, патрикия Нотараса. Ты понял?

Надсмотрщик согнулся так, что почти коснулся лбом сапог.

– Сию минуту позову его!

Он заспешил прочь, переваливаясь на коротких ногах. Феодора крепче укутала сына от ветра и нахмурилась, мучительно гадая, что принесет ей эта встреча. Она уже сожалела обо всем, что затеяла: ей следовало бы, конечно, прежде всего пойти к своим, заручиться их поддержкой! Но разве сможет она втравить своих - честных воинов - в подобное дело? Она не Феофано, и не умеет так мастерски лгать и склонять людей ко злу, пусть и во благо!..

Остается надеяться, что комес Флатанелос сам знает, каковы русские, и ему окажется достаточно ее слов.

Тут вернулся надсмотрщик; и рядом с ним враскачку, походкой моряка, шагал высокий сильный человек, напомнивший Феодоре Марка, только с длинными волосами. Нет, не Марка – тот никогда не одевался так изысканно, как этот господин. Вьющиеся черные волосы достигали его широких плеч, и хотя Леонард Флатанелос носил бороду, как православный грек – и мужественный грек Эллады, в волосах блестели бронзовые украшения. С плеч ниспадал дорогой плащ, под которым виднелись узорные одежды. Как красив, наверное, был этот человек, когда боролся с бурей – или отдавал приказы, возвышаясь на палубе!

Отвратительное недоверие вкралось в сердце Феодоры – ей вдруг стало дурно под греческим солнцем, холодный пот оросил лоб и виски. Она улыбнулась, без слов извиняясь перед комесом за свою слабость, и шагнула назад.

В следующий миг она поняла, что комес одной рукой обнимает ее за плечи, а другой держит ребенка; Вард не издал ни звука, хотя неохотно шел к чужим людям. Феодора глубоко вздохнула.

– Прошу простить меня, комес…

– Ничего страшного, - с улыбкой ответил тот, возвращая матери ребенка. – Вы, должно быть, ждете его брата.