Шрифт:
– Ты сейчас опять думал, как бы тебе от нас уйти, - прошептал вдруг Мардоний. Микитка никогда не делился с ним такими мыслями и удивленно посмотрел на друга.
– Ничего я не думал!
Мардоний медленно покачал головой – а потом, приблизив к себе голову евнуха, тихо поцеловал его в губы. Микитка не сопротивлялся.
Русский евнух стоял, будто понимая про себя что-то; а Мардоний все еще обнимал его за шею, горячо дыша в щеку. Он прошептал:
– Ничего не выйдет, мой любимый друг… Мы никуда не денемся один от другого! И чувствую, что даже там, за порогом смерти, мы будем вместе.
Юный азиат отстранился от Микитки и взмахнул руками в широких рукавах, точно простирая их в вечность.
– Мой отец как-то сказал Феодоре – что он никогда не расстанется с ней. Это правда. Мы можем стать друг для друга раем, а можем и адом! Но мы уже никогда не будем одни, причастившись друг друга!
Микитка перекрестился.
– Блаженный! Что ты надумал!
Мардоний улыбнулся.
– А разве ты сам не чувствуешь так же?
Микитка кивнул.
Он потеребил свой плетеный серебряный пояс с кистями и спросил, опустив глаза:
– Ты хотя бы посоветовался с дядей или с Феофано, прежде чем отсылать свое письмо?
– Ну конечно, - ответил Мардоний. – Я представил гонца дяде, и тот не отпускал его, пока не узнал, кто он таков, как ехал и как найти его господина.
Микитка крутнул головой.
– Если этого гонца и в самом деле прислал твой брат! У вас тут лжа на лже!
Мардоний поджал тонкие губы.
– Так ведь и у вас то же самое.
Микитка сложил руки на груди.
– А я помню, как твоя Феофано подделалась под мою мать, - даже я не отличил!
– Теперь уже ничего не сделаешь, - сказал Мардоний. – И от всего не убережешься. Я буду верить, что это брат.
Микитка грустно усмехнулся.
– Пойдем учить латынь, брат Мардоний.
Друг кивнул, и они пошли заниматься.
– Комес, вам никогда не бывает страшно? – спросила Феодора, шевеля носком сапожка раковины, ограничивавшие дорожку, по которой они шли.
Комес быстро взглянул на нее.
– Очень часто, - с улыбкой сказал герой. – А почему вы спрашиваете?
– Я боюсь, что в Стамбуле нас ждет засада, - прошептала Феодора. – Я боюсь того, от чего не уберечься. И ведь нам придется ждать.
Дойдя до скамьи, оба сели.
– Муж ни за что не хочет везти Александра, пока ему не исполнится хотя бы год, - а я уже согласна и на это! Только бы бежать от Валента и от всех его турок!
Леонард вздохнул.
Он подсел к ней ближе и взял за руку. Стрела, выпущенная Феодорой давным-давно, оказалась как раз над его головой, - будто хозяйка дома целилась в него и чуть-чуть не попала!
– Дорогая, я не могу ничего предсказать, - произнес флотоводец. – И вы тоже не можете. Вы знаете, что мне каждый раз, когда я выходил в море, приходилось вверять себя Богу! Думаю, что ваш муж разумно пережидает, пока малыш не окрепнет, - потому что от всех лихорадок, которые накидываются на путешественников в портах, городах и морях, и взрослые люди гибнут во множестве. Вы не знаете, сколько моих людей унесли болезни… а перемена мест еще ослабляет тех, кто слаб.
Феодора странно улыбнулась.
– Это правда.
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Все меняется каждый день, - тихо сказал Леонард. – Когда я, много месяцев назад, повернулся к Риму спиной, я уже тогда не мог сказать, как он назавтра встретит меня! Я не знаю, каков он сейчас! Успокойтесь…
Она встала, и на ее щеках появился румянец; слова замерли на его устах.
– Я спокойна, комес, - сказала хозяйка.
Она подошла к нему, и Леонард опять взял ее за руку, глядя так, точно ожидал приказаний. Феодора глядела на поклонника в упор, сверху вниз.
– Вы знаете, что муж до сих пор… не живет со мной как муж? – спросила московитка. – Он заботится обо мне! Боится… сделать мне ребенка! Я восхищена его стойкостью.
Леонард кивнул.
– Я тоже, - серьезно сказал он.
Комес поднес к губам ее руку и поцеловал. Феодора усмехнулась; потом выдернула свою ладонь и ушла.
Комес прислонился к дереву, прикрыв глаза рукой. Потом изрыгнул какое-то морское ругательство и со всей силы ударил по стволу кулаком; дерево вздрогнуло, вместе со стрелой, оставленной по приказу Фомы Нотараса.