– Ты умеешь?..

На ее губах появилась недоверчивая улыбка и сразу завяла.

– Ну конечно, - сказала Феодора.

И тут ее лицо стало белым как бумага, и патрикий едва успел подхватить свою подругу, прежде чем она свалилась без чувств среди мертвых. Послав к дьяволу всех остальных, он на руках внес ее в повозку и уложил. Брызнул Феодоре в лицо водой, похлопал по щекам; и тогда она пришла в себя.

– Ты слишком нежна для всего этого, - сказал он. – Женщине не следует наблюдать такие зрелища.

– А что же ей делать, когда надо помогать мужчинам?

Феодора нахмурилась и села. Потом посмотрела Нотарасу в глаза.

– Метаксия еще в Константинополе, во дворце, рассказывала мне о боях гладиаторов в языческом Риме, - сказала московитка. – Я бы никогда не поверила, если бы не слышала этого от нее… и не знала ее… и не видела вашей жизни и обычаев. В римских цирках самые благородные и тонко воспитанные женщины следили за каждым движением меча и приветствовали судороги умирающих рабов. Женщины одним небрежным жестом обрекали их на смерть. Они пировали и шутили среди крови и агонии.

– Это было ужасно, - сказал патрикий после долгого молчания. – Это больше никогда не повторится.

У него сделалось такое лицо, точно он вдруг увидел Метаксию среди зрительниц в древнем римском цирке. Ее легко можно было представить обрекающей гладиаторов на смерть…

– Это больше никогда не повторится, - прошептал Нотарас.

Феодора кивнула.

– Твоя правда, - сказала она. – Потому что когда не станет Рима, некому будет и повторять…

Турецкие трупы, которых насчитали четыре, оставили посреди дороги – алый плащ патрикия прикрыл предводителя, одетого богаче всех: того самого, который пытался похитить Феодору. Воины осмотрели убитых, но не узнали о них больше ничего.

– На всех, кого мы видели, добротное платье, даже доспехи, - говорил Нотарас внимательно слушавшей наложнице, когда они опять тронулись в путь. – У главаря был испанский клинок. Кони отличные… из тех, что разбойники оставили нам, я повелел всех взять с собой, а кто из турок удрал, удрали быстрее ветра. Что это значит, как ты думаешь?

– Что не нужда заставила их напасть на нас, - сведя темные брови, ответила Феодора.

Патрикий кивнул.

– Турки - дикари, - сказал он. – Они плохо актерствуют… всеми своими изящными искусствами они обязаны нам, но до нас им далеко. Им даже не хватило способностей притвориться нищими разбойниками.

– А может, они и не желали, - сказала Феодора.

Он кивнул.

– Может, эти люди Урхана желали захватить нас не скрываясь и получить выкуп куда больше всего нашего поезда, - сказал ромей. – Например, взяв в плен меня, получить власть над моей сестрой и моими друзьями – и так пробиться к трону, если не выйдет иначе… У нас еще есть честь и верность… Или они мстили Метаксии. У принца много шпионов.

Феодора взяла его за руку.

– Сейчас нам все равно этого не понять.

Фома вдруг вздохнул и склонил голову к ней на плечо. Утомление одолевало его порою неожиданно, иногда даже пугая ее.

– Давай отдохнем, - сказал он. – Пусть дьявол заберет их всех… всех, кроме тебя.

И он в самом деле скоро уснул, лежа у нее на плече и колыхая теплым дыханием ее волосы, – после всего, что они оставили позади.

Феодора закрыла глаза, но не могла уснуть – она видела перед собой тех, кого они оставили спать на дороге и в поле. Для двоих своих павших вырыли могилы – она первая предложила это, и обрадовалась, когда ее горячо поддержали.

Кто сейчас в последнем Риме раб, кто господин… кто свой, кто чужой?

Во рту у нее все еще стоял мерзкий вкус турецкой крови, хотя она выпила с тех пор и воды, и вина.

Феодора прильнула к своему покровителю, своему возлюбленному, и наконец задремала рядом с ним – они спали, убаюканные стуком колес, точно брат и сестра, невинные дети в общей колыбели.

Больше с ними в пути ничего не приключилось – и хотя Фома не показывал страха, он высказал Феодоре опасения, что второго такого нападения они не отобьют. Раненые все еще не оправились, и у них не на два человека, а намного больше убавилось силы…

– Ничего, - утешила славянка, - Бог милует, дважды не бьет…

Ромей громко засмеялся, услышав ее слова.

– Это ваша поговорка?

Феодора, смеясь, мотнула головой.

– Я это сама придумала…

– Звучит очень по-русски - а почему, не знаю, - сказал Фома, глядя на нее влюбленными глазами.

Феодора вдруг перестала улыбаться.

– Потому, что вы всех учите, что Бог есть любовь, и сами давно уже не верите в свои слова, - ответила она. – Ну а мы не учим… мы знаем, что Бог нас и тогда любит, когда бьет!