Патрикий тоже больше не улыбался. Он смотрел на нее так, что Феодоре вдруг захотелось спрятаться от этого взгляда, как от слишком жаркого солнца.

– Я велю отлить твое изображение в бронзе и золоте, и ты украсишь Августейон, - сказал он.

Они приехали к Константину благополучно. Наследник в это время жил в морейском городе Короне, что находился под властью итальянцев, но вовсе еще не пришел в упадок. Наоборот: Феодора только сейчас начала замечать в итальянском искусстве и моде особую прелесть, новую и яркую, брызжущую жизнью, несвойственную более сдержанному греческому искусству, которое умирало с достоинством.

Но ее куда больше влекла древняя прелесть Восточного Рима. Над Константинополем еще, казалось, витали тени старых и прекрасных богов-хранителей, безжалостно изгнанных католической церковью. Греческая же церковь была мягче, сердечнее, несмотря на все двоедушие и жестокость самих гречин. “Главное то, что остается после людей”, - вдруг подумала Феодора.

Впрочем, Корон был прекрасен и новым, и старым искусством. Белые виллы хозяев города окружали сады, своим природным буйством подчеркивающие их рукотворное величие и вместе с тем достойно укрывающие от любопытных глаз частную жизнь господ.

Частная жизнь властителей была скрыта от простонародья и на улицах – патрикия Нотараса и его наложницу доставили в дом, который занимал наследник престола, в носилках. Свиту их составили как собственные слуги, так и проводники-итальянцы, любезно присланные Константином.

– Он не очень образован, - откровенно сказал Фома взволнованной Феодоре, пока они покачивались в тени навеса под мерные шаги носильщиков, - и не слишком интересуется искусством, равно как и религиозными тонкостями. Но зато храбр и силен – а этого нам не хватает, в отличие от художников и богословов…

– Как он посмотрит на меня! – сказала Феодора.

Фома засмеялся.

– Главное, как он посмотрит на меня, дорогая, - ответил патрикий, снисходительно поцеловав ее. – Если он окажет уважение мне, своему верному союзнику, тебе будет оказан самый высокий почет, можешь не сомневаться.

Феодоре на миг стало холодно. “Вот этим гречины и отличаются от нас”, - подумала она.

Когда они прибыли и носилки опустились на землю, Фома подал ей руку и помог выйти. Потом сразу отстранился от нее, отступив на несколько шагов. Он был взволнован – Феодора замечала это по его сдержанным жестам, блеску глаз; а уж как она сама боялась…

Но ее страхи не оправдались.

Навстречу им из дома вышел человек, похожий на Иоанна, но значительно моложе, сильнее и живее. Царевич приветливо посмотрел на Фому, потом приблизился, и они крепко пожали друг другу руки.

– Рад приветствовать вас, мой друг, - сказал он. – Рад вашему благополучному прибытию.

Патрикий отступил и изящно поклонился.

– Мне многое нужно рассказать вам, - сказал он.

Феодора узнала, познакомившись с библиотекой патрикия, что это странное обращение - как будто говорят не с одним человеком, а сразу со множеством, увеличивая важность особы, - первыми приняли и узаконили римские императоры, которым желалось быть, как Богу, едиными во многих лицах. Потом уже такая почтительность распространилась на самую высокую знать, и дальше - ниже…

Феодоре не нравилось это обманчивое взаимное умножение друг друга, и она испытала огромное волнение, когда взгляд наследника остановился на ней и он спросил:

– А вы, госпожа? Кто вы и откуда?

Такая военная прямота была бы неприличной, если бы эти слова исходили не из уст царского сына. Фома Нотарас с извиняющейся улыбкой взял свою спутницу под руку.

– Это Феодора, моя дорогая гостья из Московии… и подруга, - сказал он.

– Из Московии? Подруга? – быстро переспросил Константин с огромным интересом и каким-то весельем в глазах.

Феодоре захотелось провалиться сквозь землю. Но тут царевич отступил от нее и коротко поклонился, с самым невозмутимым и вежливым видом. Впервые Феодора заметила, что он тоже, на самом деле, уже старый человек…

– Рад знакомству, госпожа. Здесь вам будет оказано полное уважение. Не знаю, сочтете ли вы удобным мое простое жилище…

– Феодора неприхотлива, как и я, мой господин, - ответил за нее патрикий. Он улыбнулся. – Мы привыкли к военным трудностям.

Константин кивнул.

– Что ж, тогда госпоже Феодоре сейчас будут предоставлены комнаты для отдыха, - сказал он. – У вас большая свита? – спросил он московитку.

– У меня - только одна служанка, - сказала Феодора.

Константин улыбнулся.

– Тогда, наверное, вам будет достаточно одной комнаты?

– Да, господин, - сказала Феодора, мечтая в эту минуту только уйти с царских глаз.

Когда женщины, госпожа и служанка, наконец удалились, вместе со слугами Нотараса, господа остались одни.

Константин повернулся к патрикию. Сейчас он был очень суров.