Но тут открылась дверь повозки, и к ним начали вталкивать товарищей. Эти пленницы с детьми содержались далеко не так чисто, как Евдокия Хрисанфовна с сыном: и те невольно отпрянули к стенке от вида и запаха грязных тел.

Многие женщины и дети плакали. Микитка прижался к решетке, вцепившись в нее, словно ища спасения от нежданного соседства; и тут увидел Феофано и Флатанелоса, стоявших снаружи, совсем близко. На голове красавца-грека вместо прежнего обруча блестел золотой лавровый венок. Любовники спорили – и, кажется, не впервые: до Микитки донеслись громкие слова Флатанелоса:

– Это ты придумала!

– Я, Никифор! Но не думала, что ты дойдешь до такого!

– Не все ли равно? – ответил ромей. Засмеялся. – Не все ли средства теперь хороши, василисса? Им все одно умирать!

– Ты прав, император, - сказала Феофано.

Они поцеловались, не стыдясь никого; потерлись щеками, как пара хищников мордами.

– Матушка богородица, - сказал Микитка, отвалившись от решетки.

Он сполз по стенке рядом с матерью, и та обняла его.

– Я тоже все слышала, - прошептала Евдокия Хрисанфовна. – Видишь, я не ошиблась! Может, Бог нас спасет!

Микитка кивнул и крепко зажмурился.

Повозка тронулась.

========== Глава 26 ==========

Множество конных и пеших людей, телеги, повозки и носилки – целая маленькая армия двигалась по дороге к городу, предместья которого как раз вырастали перед ними. Путешественникам предстала полуразрушенная крепость, обнесенная сплошной серой стеной из грубо обтесанного камня, с маленькими окнами-бойницами, - некогда возведенная и населенная людьми, не знавшими другого занятия, кроме войны!

– Я никогда не видела таких построек, - в волнении сказала молодая красивая московитка, ехавшая верхом в свите царевича.

Ее спутница – немолодая величавая женщина, похожая на римскую августу, - рассмеялась.

– И немудрено, дитя мое. Это франкская крепость. Несколько столетий тому назад Палеологи отбили свою землю у западных рыцарей, но те успели оставить на ней свой неизгладимый след.

Феодора ехала рядом с супругой Константина. Императрица не гнушалась таким соседством – деспота сопровождало множество женщин, замужних и свободных, родственниц и прислужниц его воинов и патрикиев. К московитке же василисса сразу почувствовала расположение.

Феодора оглянулась на серую крепость, терявшуюся в тенях, и подумала, что этот след, грязный отпечаток железного франкского сапога, не затронул сути и наследия предков нынешних морейцев. Мистра, центр Мореи, куда они направлялись сейчас, выросла рядом с древней Спартой, имя которой было священно для каждого грека. В этом имени была сила, свежесть ветра и моря, соленая горечь свободы - лучшего вина на свете, опьянявшего греков и поныне…

– Мы приближаемся к Спарте. И здесь будут ваши Фермопилы, - со вздохом сказала Феодора.

Василисса грустно улыбнулась и взглянула на супруга, ехавшего во главе отряда: алый плащ с золотым краем, развеваясь, приоткрывал двуглавых орлов на алых же сапогах. Через несколько мгновений царица ответила:

– Это так. Мой муж, мой царь никогда не капитулирует.

Она посмотрела на свою спутницу с печальной гордостью.

Феодора опустила глаза. А через небольшое время вдруг сказала:

– А ведь я бывшая рабыня, василисса. Патрикий Нотарас купил меня на константинопольском торгу. Он отпустил меня на свободу.

Императрица усмехнулась, без всякого удивления или неприязни. Потом вдруг протянула руку и сильно потрепала Феодору по плечу.

– Я догадывалась об этом. Прекрасные гостьи из Московии нечасто попадают к нам иным путем.

– Я ненавидела вас. Я думала, что всегда буду вас ненавидеть, - с горячностью сказала московитка, раскрасневшись. – Но теперь я вас полюбила.

Василисса кивнула.

– Нас можно и любить, и ненавидеть, - сказала она серьезно. – Но любить может только свободный человек.

На самом деле Фома еще не отпускал свою наложницу – ни бумагой, ни словами. Но Феодора вдруг поняла, что никогда и ни перед кем больше не будет называть себя рабой.

Императрица внимательно смотрела на нее.

– Он подарил тебе свободу, потому что ты оказалась достойна ее, - произнесла она, вдруг перейдя на “ты”. – Хотя женщины никогда не бывают вольны так, как мужчины, и не должны быть так вольны.

Потом василисса улыбнулась:

– Но только свободная женщина могла бы сказать мне в лицо то, что я сейчас услышала, госпожа Феодора.