Это было жестоко, но Микитка уже не следил за своими словами. Он заплакал, ненавидя Феофано, себя… и даже мать.

Евдокия Хрисанфовна погладила его по голове.

– И терпи, - прошептала она. – Я не каюсь в том, что тогда говорила. Если бы мы бежали, то наверняка в тот же день попались бы лихим людям… подумай, что бывает зло и хуже смерти.

– Какое еще зло? – дернулся отрок.

Он посмотрел в глаза матери и понял. И похолодел.

Микитка знал об обычаях греков, и знал о своей смазливости; а мать была женщина – они всегда беззащитны…

– Здесь нам то же грозит, - угрюмо сказал он.

Микитка осмотрелся – женщины, сидевшие и лежавшие вокруг, унимавшие чумазых тощих детей, многие - больные, были не слишком хороши. Но их могут бросить таким людям, которые не станут разбирать.

– Феофано до этого не допустит, - сказала мать. – Флатанелос мог бы, а она – нет.

– Ты уж слишком надеешься, - проворчал Микитка.

– На Бога только надеюсь, - сказала мать. – И ты, маловер, не смей роптать!

Он поднял на нее глаза – и почти испугался ее лица: серые, как у Феофано, глаза Евдокии Хрисанфовны горели таким же пламенем, как у Феофано. Но мать была сильней гречанки, хотя и не владела мечом.

Евдокия Хрисанфовна сложила ему руки.

– Молись! – велела она. – И вы, - она властно обернулась к товаркам. – Молитесь, кто еще может!

Она начала говорить святые слова одна, вместе с Микиткой, - но скоро еще один, а потом и несколько, а потом и многие неверные, дрожащие голоса присоединились к ним.

========== Глава 27 ==========

Патрикий Нотарас прибыл в Константинополь и остановился в том же доме, – который можно было назвать и своим, и гостиницей, – в котором некогда останавливался вместе с Метаксией, и где он всегда мог прийти в ее объятия.

Но сейчас сестры там не было – ее там уже не будет. И те рты, которые могли что-нибудь сказать о ней, были накрепко запечатаны золотом или страхом, а это печать крепче всякого золота….

Патрикий с отвращением принял подобострастные заботы слуг, которые были здесь всегда наготове, потом поел то, что ему поднесли, - он не особенно опасался, потому что отравить его эти люди едва ли осмелятся даже по прямому приказу Метаксии или Флатанелоса. Как и турецкого принца, с которым сестра, без сомнений, спуталась.

Фома долго сидел за столом, закрыв лицо руками. О проклятый век, жизнь во время перемен!

Патрикий поддернул шелковые рукава своего халата – иногда он носил и такое платье – потом со вздохом встал с места. Прошелся по пустой комнате, склонив голову.

Куда теперь податься – и что делать? Малейшая ошибка может обернуться чудовищной бедой.

Фома решил действовать так, как пробовал и умел, - заслать разведчиков. Распрямившись, благородный муж хлопнул в ладоши.

Явился его молодой верный слуга. Уставив на хозяина красивые полные преданности глаза, замер в ожидании приказаний.

Патрикий улыбнулся и приблизился к нему. Погладил по щеке.

– Вард, - мягко сказал он. По мере того, как он говорил, у него прояснялась мысль.
– Возьми двоих людей… я их сейчас назначу… и отправляйтесь в город. Пленники, без сомнения, уже здесь – я знаю Метаксию…

Нет, Метаксию он все еще не понял, не постиг – Флатанелос был гораздо проще: и потому предсказать его действия было куда легче.

– Нужно обратить внимание на покинутые дворцы, особняки и их тюрьмы. Сейчас их никто не стережет, и они никому не нужны. Город больше, чем наполовину пуст, - продолжал патрикий, потирая белые руки: казалось, между ладонями слышится треск. – Сейчас весь Константинополь – прекрасная тюрьма.

Фома вздохнул.

– Но наши друзья не будут привлекать к себе внимание. Здесь есть русские… и в городской страже… если они узнают, будет катастрофа. Эти люди очень нелегко забывают свое отечество.

Он улыбнулся.

– Метаксия готовит представление. Но зрители еще не прибыли. Она ждет Константина сюда…

– Господин, - осмелился заговорить Вард. – Но ведь василевса должны короновать в Мистре! Ведь мы знаем, что он слишком…

Слуга закашлялся, и патрикий выручил его.

– Слишком восстановил против себя патриарха и всю православную церковь, - кивнул Нотарас. – И здесь, в Городе, Константин едва ли найдет такую любовь, как в своем деспотате – и у наших итальянских братьев.

Он снова улыбнулся.

– Не слишком ли много труда? Русские жены и дети погибнут всуе… Флатанелос с моей сестрой ничего не добьются!

Вард видел, что господин встревожен куда более, чем позволяет себе показать, - но благоразумно молчал.

– Мне отправляться сейчас? – спросил он. Проверил, как выходит меч из ножен. Фома кивнул.