Когда горничная принесла ей вино с водой, Аспазия вдруг присела напротив госпожи на корточки, так что смогла заглянуть ей в глаза. Феодора улыбнулась.

– Что тебе?

– Госпожа, когда мы уезжали из дому и собирали целебные снадобья, ты забыла…

Девушка кашлянула и поправила рыжие волосы, небрежно подобранные на затылке заколкой, - как будто говорила с мужчиной.

– Я знаю, что у тебя ночью было с господином… Я положила…

Феодора подняла подведенные брови и быстро поставила кубок на низкий столик. Ах, вот оно что – Аспазия положила снадобье, которое принимали греческие женщины после неосторожного любовного свидания. Это снадобье она достала у врача Нотарасов…

– Спасибо, Аспазия.

Служанка кивнула, радостно улыбаясь.

– Принести его?

Феодора вдруг ощутила сильнейшее желание ударить это невинное создание. Она сжала руку в кулак, сжала губы… потом сказала:

– Нет. Ты можешь идти.

Аспазия тут же поняла свою ошибку, быстро встала и удалилась, поклонившись. Феодора осталась сидеть в кресле, поглаживая живот. Она вспомнила, как это делал Фома – с увлечением ребенка, который ждет счастья, сколько бы ни перенес: который упорно верит в чудо.

Покачала головой.

– Нет, Аспазия… Хорошо, что ты ушла, - пробормотала московитка.

И она долго думала, сидя в кресле, склонив голову. Почему-то ей вспоминался золотой лев, которого патрикий гордо приколол на плечо, - вспоминался еще упорнее лица господина.

Фома Нотарас мог бы погибнуть несколько раз, пока не прибыл на назначенное свидание, - и смотрел на вооруженный отряд, подъезжающий к нему, с хладнокровием человека, вверившегося судьбе. Он был не герой, и знал это: но умел казаться тем, что нужно, и сохранять спокойствие в минуту опасности.

Однако женщина, во весь опор скакавшая к нему на великолепном черном арабском коне, знала все его настроения и личины – знала наизусть, лучше, чем он сам. Фома, стараясь оставаться невозмутимым, кивнул Метаксии. Он посторонился, чтобы сестра не сшиблась с его лошадью; хотя была бы не прочь…

Новая Феофано смеялась. На ней был доспех поверх длинной туники, а под туникой, разрезанной на правом боку, – штаны, как у легионера или турка.

– Какой у тебя наряд, сестра, - сказал патрикий.

Он выигрывал мгновения, пытаясь по ней понять как можно больше. Метаксия засмеялась снова.

– Тебе нравится? Я знала, что понравится.

Противники разъехались, без всякого предупреждения, - отряд Метаксии построился напротив отряда Фомы, и ее отряд числом превосходил. Да и вооружением – тоже. Патрикия, оказавшись в окружении своих воинов, сочувственно смотрела на двоюродного брата.

– Как дела у Константина?

Фома поднял голову. Гнев боролся в нем с любовью, которой он так и не смог победить, - но это была такая любовь, которая может обернуться самой страшной ненавистью. Метаксия, конечно, понимала это – и подначивала, дразнила льва.

– Я желаю говорить только о том, за чем приехал, Метаксия. Ты зашла уже слишком далеко, сестра! – сказал Фома.

“Ее корабль уже окружен и отрезан от берега”, - подумал патрикий с тоскою: лицо Метаксии не оставляло ему надежды.

Метаксия спокойно ответила:

– Вот как? А вы зашли – не далеко? Скоро твой Константин дозволит католическую мессу в самой Софии, и тогда ты увидишь, сколько для народа значит то, чем мы пренебрегаем с высоты нашей учености… или циничности солдата! Хотя ты никак не грубый солдат, Фома, и никогда им не будешь.

Патрикия улыбнулась. Потом сказала:

– Не будем терять время в пустых перекорах. Ответь только: ты согласен на мои требования?

Фома побледнел, глядя в ее лицо. Она и в самом деле была способна на то, что пообещала, - и могла это осуществить…

– Нет, - сказал он. – Как ты могла подумать, что я соглашусь?

– Очень хорошо поразмысли, пока я здесь, - предупредила сестра, не сводя с него глаз. – Если ты вынудишь меня это сделать… я позабочусь, чтобы твоя Феодора обо всем узнала, будь покоен! А ты всегда предпочтешь себя и свое удобство благу государства, кого бы сейчас передо мной из себя ни корчил!

Он невольно отвел взгляд. Лицо его любимой старшей сестры было слишком… слишком страшно.

– Я не знаю, в какое создание ты превратилась без меня, Метаксия, - пробормотал патрикий, - но ты ошиблась. Выполняй свою угрозу. Мне это все равно!

– Ну конечно – все равно. Кто бы мог подумать иначе, - уничижительно заметила патрикия.

Фома быстро переглянулся со своими воинами. Метаксия покачала головой, заметив движение брата.

– Нет, дорогой братец, ты меня не схватишь, и не надейся. Даже если опять решился поступить против чести.