Шрифт:
– Вы же их, - сказал он угрюмо. – Вот и идите с ними - и будьте свободны! Вы же этого хотели! Вы заслужили!
– Да как же просто, - сказала Евдокия Хрисанфовна.
Она прижала руку к груди.
– Что тебе скажет твоя хозяйка? – спросила она Марка. – Что это значит для вас? И как с тебя спросят?
Она боялась за него!
Эскувит прямо посмотрел узнице в глаза.
– Пусть это тебя не тревожит, - сказал он. Сжал зубы; с усилием закончил:
– Иди со своими сородичами – не теряй времени!
– Наши победили? – спросила Евдокия Хрисанфовна: с видом побежденной.
Марк кивнул.
– Да.
Казалось, он и сам огорчен и смущен, точно побежденный.
Евдокия Хрисанфовна кивнула, не поднимая глаз. Лоб у нее пошел морщинами, щеки побледнели.
– Выйдите, молодцы, дайте нам с сыном собраться.
Старший кивнул своим товарищам, и воины быстро покинули комнату, прикрыв дверь.
Когда небольшое время спустя Евдокия Хрисанфовна показалась в коридоре, на голове у нее был платок, охватывавший шею. Сына она держала за руку. Узел с вещами вскинула на спину.
Московитка хотела пройти мимо Марка, не поднимая глаз, - но остановилась напротив него. Посмотрела ему в глаза и обняла одной рукой.
– Я тебя до смерти не забуду, - прошептала она.
Марк крепко обнял ее, и ключница почувствовала, сколько в этом греке силы и неутоленного пыла.
– И я тебя, - прошептал он.
Они разомкнули объятия, и Евдокия Хрисанфовна быстро пошла прочь, ведя сына; русские этериоты последовали за ними. Марк остался на месте, неотрывно глядя им вслед.
Евдокия Хрисанфовна шагала, низко опустив голову; раз или два Микитке послышалось, что мать всхлипнула. Но когда она опять посмотрела на него, глаза ее были сухи, только очень блестели.
– Как тебя звать? – спросила она старшего.
– Ярославом Игоревичем, - ответил тот. – Мы царские дружинники, этериоты, – служим при Большом дворце.
– Я Евдокия Хрисанфовна… вдовица, - сказала московитка.
Этериот кивнул и пригладил свои длинные усы.
– Ты погоди спрашивать – сначала выберемся…
Ключница кивнула и замолчала, крепко сжав Микиткину руку.
Они спустились по лестнице, прошли коридор, арку – и оказались на вольном воздухе. Спустились по широкой мраморной лестнице на гладко замощенную прямоугольными плитами улицу: никаких караульных поблизости не было. Евдокия Хрисанфовна не успела этому удивиться: беглецы смешались с толпой прохожих, спешивших по своим делам, среди которых попадались и стражники разных родов войск, но преимущественно мирные люди – смуглые и озабоченные; больше бедные и худые, чем богатые.
Они недолго шагали в толпе: потом ее освободители опять свернули в сторону, на какой-то пустой форум. Остановились под сенью колонн и статуй, вечных надменных хранителей Царьграда.
Они взмокли и озябли – а в тени огромной изукрашенной колонны было еще холоднее. Евдокия Хрисанфовна поправила платок: несмотря на зиму, не закуталась, а отвела его с влажного лба, приоткрыв волосы.
– А где турки? – спросила она.
– Рыб кормят, - сказал один из русских.
Все мрачно засмеялись.
Евдокия Хрисанфовна перекрестилась.
– А наши все ли целы? – спросила она.
Ярослав Игоревич кивнул, не глядя на нее.
– Мы тебя отведем туда, где их спрятали.
Потом вдруг шагнул к ней и взял за плечи.
– Вот что, мать, - сказал он. – Ты больных лечить умеешь?
– Приходилось, - настороженно ответила она. – А много их?
Старший вздохнул.
– Да почти все. Ты из них самая могутная жена, Евдокия Хрисанфовна.
Он почесал в бороде.
– Мы им помогать пытались, они и сами друг другу помогают, но мы в знахарстве не слишком понимаем. А как их хозяева содержали… тут и богатырь сляжет, не то что жены с детьми.
Он выругался.
Потом сделал знак спутникам.
– Идемте, товарищи, не след тут задерживаться.
Ярослав Игоревич зашагал впереди, а притихшие воины и освобожденные пленники – за ним.
Они дошагали до Августейона, и остановились в виду Большого дворца. На форуме располагался неприметный дом в один этаж, куда воины и пригласили мать с сыном.
– Здесь наша караульная, - объяснил Ярослав Игоревич, показывая гостям дорогу: им пришлось нагнуться, входя. Старший улыбнулся. – Царьград тем хорош, что укрытий много.