Шрифт:
Все, кто находился в комнате, тут же повскакивали из-за столов и поспешили поклониться великому громовержцу и богу коварства и лжи. Я заметила, что Тор и Локи ведут себя по отношению к простому народу весьма почтительно и деликатно. Они сразу же поспешили поднять своих подданных с колен и одарить их добродушной улыбкой.
– Ваше Высочество, великий Тор, мы знали, что Вы нас не бросите, – первым подала голос женщина средних лет в старом платье с заплатками на длинной юбке. Ее пепельные волосы покоились на плече, переплетенные в косу, а медовые глаза сияли от слез счастья.
Тор положил молот на пол и осмотрелся.
– Я клянусь своей жизнью, что сделаю все для того, чтобы остановить войну и вернуть ваши земли, захваченные дворфами. Они получат по заслугам, – пообещал громовержец, и толпа тут же возликовала, щедро одаривая принца аплодисментами.
– Позовите кто-нибудь Домана, – попросил Агнар.
Несколько эльфов исчезли в очередном темном коридоре. Буквально через минуту в комнату ввалился старичок с длинной бородкой в лохмотьях, за поясом которого блестел меч.
Громовержец подошел к старому эльфу и заключил его в объятья, похлопав того по спине. Видимо, они были давно и хорошо знакомы.
– Могучий Тор, ты пришел чтобы поддержать нас со своим войском в этом беспощадной войне? – спросил хриплым голосом предводитель альвов.
– Ага. Так возрадуйся же, войско прибыло, Доман. Воины, рассчитайсь! – Локи вытянулся по струнке, приставив ноги одна к другой, и громко добавил, указав на себя, а затем и меня. – Раз, два. Расчет окончен. Войско готово идти в бой.
Я ткнула трикстера локтем в бок, но он даже не почувствовал этого, зато этот подлый прием хорошо ощутила моя рука. Болезненные мурашки быстро пробежались от предплечья до самых пальцев, приводя конечность в полное онемение. Я запыхтела.
– Кажется, второй воин получил смертельную рану. Войско требует нового пересчета, – продолжил язвить трикстер, глядя на меня с высоты своего роста.
– Довольно, брат, – серьезным тоном сказал Тор, разворачиваясь лицом в Доману. – Мы пришли втроем за священным мечом Грам. Я знаю, что он находится в храме, который захвачен вашими врагами. Когда моя дочь Сигюн вернет себе оружие, то мы вернемся в Асгард и приведем с собой самых лучших асов.
Доман окинул меня быстрым взглядом и присел на деревянную скамью. Остальные же эльфы незамедлительно отвесили мне низкие поклоны. Я никогда не привыкну к такому отношению.
– Я не могу тебе дать своих воинов для осады крепости, могучий Тор, – сказал предводитель эльфов после короткой паузы.
– Этого я от тебя и не прошу. Пусть лишь твои люди проводят нас к храму, – попросил Тор.
Доман кивнул в знак согласия.
Я расширила глаза. Он что? Хочет сунуться в парящую в облаках постройку, кишащую черными эльфами-колдунами? Он шутит?
– Но, Тор, не лучше ли вернуться в Асгард и собрать войско? – предложил Локи, глядя на громовержца настороженным взглядом.
– Нет. Один ни за что не отпустит нас обратно, не вернись мы с мечом, – сухо ответил Тор, присаживаясь на лавку.
– Предлагаешь бросаться сломя в голову в самый тыл врага? Там может быть сотня или тысяча магов. Я
не смогу надолго нас скрывать от их глаз, – Локи развел руками.
– Сколько по времени ты сможешь нас скрывать? – спросил громовержец, изучая лицо трикстера.
Локи принял задумчивый вид.
– Час, не больше.
– Помимо колдунов в храме полно ловушек, – добавил Доман.
– Спасибо, Вы умеете поддержать, – съязвила я, скрещивая руки на груди.
Предводитель светлых эльфов улыбнулся.
– Тогда Сигюн останется здесь, – потребовал бог коварства и лжи.
Громовержец покачал головой, глядя в пустоту.
– Она не может остаться. Это ее задание.
– И что? Хочешь отправить родную дочь на верную смерть? – возмутился Локи.
– Если мы сами пройдем за нее испытание, то нас казнят в Асгарде, – напомнил громовержец, нахмурив брови.
– Я пойду с вами, – вызвался Агнар, выйдя из толпы.
– Нет. Случись что с тобой, мы потеряем командира, – отрезал Доман.
– Случись что с принцессой Сигюн, и мы потеряем будущую королеву. Я дал клятву защищать ее до последнего вздоха, – парировал золотоглазый эльф. Он выглядел слишком юно для великого полководца, только боль и грусть в глазах показывала его настоящий возраст и жизненный путь. Прекрасное лицо оставалось молодым, в то время как душа покрылась глубокими рубцами от бесчисленных потерь.