Шрифт:
Однако когда девушка дошла до рассказа о страстях, гномы принялись возмущаться, кричать, что надо было хорошенько двинуть этому самому прокуратору и выдвигать иные версии того, как бороться с врагами.
Софи хмурилась и пыталась объяснить, что если бить врага, то грехов этим не искупить.
Кого прощать?! – горячился Двалин. – Врагов?!
Ну да! – уверенно кивнула принцесса. – Ибо сказано в Писании: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…
Ты хочешь сказать, что я должен… как это? Молиться за Смауга? – впервые за все время заговорил Торин. – Или любить эльфов, которые бросили нас, оставив без жилья, голодных и умирающих?!
Нет, ну не за дракона, конечно, молиться, - замахала руками девушка.
Сама мысль, что кто-то будет возносить молитвы за чешуйчатую тварь, казалась ей глупой.
А за кого же? – поинтересовался Фили. – За Азога, что ли, который нашему прадеду голову отрубил?
Софи растерялась.
Ну… да, - пролепетала она. – Врага… надо простить…
Гномы возмущенно зароптали, обсуждая это.
Но только тогда можно попасть в Царствие Небесное, - попыталась объяснить Софи.
Какое еще королевство? – переспросил Кили.
Это не королевство, - вздохнула девушка. – Это… награда… Для тех, кто прожил праведную жизнь… Он после смерти попадет в Царствие Небесное.
Она принялась расписывать всю прелесть Рая.
А, в чертоги Мандоса! – протянул вдруг Балин. – Нет, гномам туда ход заказан.
Да, мы после смерти попадаем к Махалу, - пояснил Бофур.
– Нашему создателю.
Нет же! – Софи нахмурилась, злясь, что они не понимают столь простых вещей. – Всем после смерти уготована одна участь. И Господь наш отделит агнцев от козлищ… Грешников же ждут вечные мучения!
А чтобы спастись, значит, надо простить всех, кто изгонял мой народ? – глухо спросил Торин. – Значит, по-твоему, справедливо, что эльфы живут вечно, пусть они предатели, ни один из которых не пришел на помощь нам? Ни один не приблизился, чтобы залечить раны моего народа, чтобы укрыть плащом замерзавших детей? А мы, по-твоему, можем обрести счастье, если простим эльфов? И орков?!
Девушка чувствовала, что запуталась. В самом деле, ведь долг христианина велит прощать своих врагов. Но как бы поступил любой из известных ей рыцарей, если бы его прадеду неверный отрубил голову? Простил бы? Ох, что-то сомневалась в этом Софи.
Ну… можно ведь искренне каяться! – пробормотала она
Гномы с интересом взглянули на девушку.
Пришлось объяснять, что если искренне покаяться в своем грехе, то священник может назначить епитимью, но грех отпустить.
Гэндальф, до сих пор молча внимавший рассказу девушки, вдруг закашлялся, поперхнувшись дымом.
То есть я должен сожалеть о том, что оттяпал голову орку? – хмыкнул Двалин. – С чего это мне жалеть?!
Софи растерянно переводила взгляд с одного гнома на другого, неизменно встречая насмешку.
И-извините, - пролепетала девушка, вставая. – Я… пойду… вымоюсь…
Знатно ей сегодня голову напекло, - послышался шепот позади.
Софи уныло терла волосы головным покрывалом. Неудача! Они так внимательно слушали ее, так понимающе смотрели…
Но когда она заговорила о прощении врагов, мигом стали насмешничать!
Принцесса устало опустилась на плащ.
Она полностью вымылась и даже выстирала свою одежду. Сейчас, будучи в одной только нательной рубашке, она ожидала, когда высохнет остальная одежда. Заодно и волосы, освобожденные от извечного платка. Рубашка на ней же почти высохла, поэтому некоторая прохлада, которую девушка ощутила, выкупавшись, уходила.
Я могу приблизиться? – донесся голос короля.
Чахлые кустики не скрывали того, кто шел к реке. Собственно, Софи больше рассчитывала на то, что она довольно далеко отошла от лагеря, чем на укрытие.
Ой, сейчас, - девушка поспешно напялила на себя платок, укуталась в плащ.
По обычаям твоего мира женщина не может ходить без покрывала? – Торин сел неподалеку от нее, но соблюдая дистанцию, чтобы не смутить девушку лишний раз.
Да, - кивнула та. – А… у вас не так?
Не так, - хмыкнул Дубощит. – Так что можешь так не переживать, когда у тебя волосы выбиваются из-под платка.
Софи вновь кивнула, смущенная тем, что ее переживания не остались незамеченными.