— Ну что, Пташка, несмотря ни на что ты все-таки вернулась домой!

— Вернулась! — задумчиво проговорила она. — Но дом этот уже никогда не станет прежним!

— Боль ослепляет нас! Не дает поднять взгляд вдаль и с надеждой посмотреть в будущее! — отозвался Клиган, оглядывая картину упадка, царившую вокруг. Всего несколько лет отделяли прошлое Винтерфелла от настоящего, но за это короткое время замок, простоявший тысячелетия, практически обратился в руины, которым пытались предать обжитой вид.

— А ты думаешь, что есть еще надежда?! Люди властвуют здесь лишь до тех пор, пока Белые Ходоки не заявят свои права на эти земли, а дальше мы все падём, а в мире воцарится вечная ночь! Мы пришли сюда не праздновать триумфальное возвращение! Мы пришли умирать! — холодно ответила она, следуя за королевской процессией.

— С чего это вдруг такой пессимистичный настрой? — потирая раненное плечо, ухмыльнулся Клиган.

— Помнится, ты сам не раз мне говорил о том, что девочка, выросшая на сказках должна повзрослеть и научиться видеть истину без прикрас. Или ты хочешь сказать, что у нас есть надежда?

— У нас есть драконы! — отозвался воин, положив руку на ее плечо. — Сегодня ты вернулась домой, не омрачай свое возвращение мыслями о смерти, об этом ты подумаешь завтра, а сегодня позволь себе порадоваться…

— В последний раз! — почти шепотом буркнула она, заканчивая его фразу.

И Санса радовалась, она не была так счастлива с тех пор, как покинула эти стены. Счастьем светились ее глаза, о счастье пела ее душа, им был наполнен каждый ее жест. Девушка заняла бывшие покои своих родителей, которые успели восстановить Болтоны после сожжения Винтерфелла, но все же ее сердце было неспокойно. Какое-то дурное предчувствие неустанно терзало ее мысли, не давая спокойно спать.

Но несмотря на это жизнь потекла своим чередом, неспешно потянулись день за днем. С раннего утра во дворе раздавались тяжелые удары кузнечного молота, готовившего амуницию для предстоящего сражения, то тут, то там сновали каменщики, пытаясь заделать бреши в каменной кладке, с задворок доносился скрежет пилы. Перед замком раскинулись многочисленные бараки для бойцов и наспех сооруженные конюшни, а вскоре из Простора, Долины и Дорна потянулись многочисленные повозки с фуражом для армии.

Все чаще с Севера приходили безрадостные вести о приближении войска падших, и с каждым днем все большее волнение охватывало людей, страшащихся вечной ночи.

Изо дня в день Санса все меньше времени проводила с Дейенерис, погрузившейся в государственные заботы, и с Сандором, практически все время находившегося в дозорах, оттого чувство одиночества, не дававшее ей покоя даже в родных стенах, преследовало ее холодной тенью. А потому девушка стала находить некое успокоение от визитов в крипту, где коротала долгие часы в беседах со своим отцом.

Вот и сейчас, проходя по узкому тоннелю между каменными саркофагами, юная Старк поражалась тому, что раньше эта родовая усыпальница внушала ей истинный страх — ведь каждой клеточкой своего тела она ощущала на себе холодные взгляды предков, но не решалась заглянуть им в глаза. Теперь же, проходя между рядами древних статуй, она старалась запечатлеть в памяти их суровые лики, вспоминая историю каждого правителя, начиная с основателя их рода. Чем глубже Санса уходила в подземелье, тем новее были статуи, держащие в каменной хватке древние мечи. Некоторые уже совсем ветхие, готовые обратиться в прах от малейшего прикосновения, другие проржавевшие, но все еще хранившие на себе отпечатки могущества своих прежних хозяев. Каждый раз, идя мимо, девушка вглядывалась в оружие, пока, наконец, не наткнулась взглядом на весьма занятный экземпляр.

У самого основания статуи Бэнжена Старка, носившего прозвище Горький, она нашла двуручный меч. Его рукоять обратилась в тлен, став пылью веков, но вот лезвие осталось неподвластно времени. Взяв его в руки, Санса поразилась тому, что клинок был по-прежнему был острый.

— Обсидиан! — прошептала Санса, проведя пальцем по острию. В туже секунду ей вспомнились десятки легенд, рассказанных Старой Нэн и одна из них была о том, что обсидиановый клинок был единственным оружием, способным убить Белых Ходоков, а потому, завернув свою находку в полы длинного плаща, девушка поспешила на воздух, чтобы морозный ветер разогнал поток дурманящих разум мыслей.

На этом интересные находки иссякли и вновь холодной вереницей потянулись дни, наполненные предчувствием обреченности. Все меньше Санса выходила на улицу, страшась морозов, становившихся все более мучительными. Даже звон кузнечного молота и звуки работы за окном уже не будили ее по утрам, а возобновлялись лишь после полудня, когда под лучами зимнего солнца температура немного повышалась. Так продолжалось до тех пор, пока в один из дней звук набата не возвестил о наступлении неизбежного.

Ей не нужно было спускаться вниз, чтобы узнать о том, что произошло, ибо она чувствовала, что сама смерть барабанной дробью возвестила о своем прибытии.

— Два дня, — прошептала она, мысленно отмеряя срок до начала Последней битвы, которая в случае проигрыша станет началом конца для всего человечества. Несколько раз измерив комнату шагами, девушка вызвала к себе служанку.

— Леди Санса, — проговорила девушка, достаточно неуклюже поклонившись своей новой госпоже. — Чего изволите?

— Какой срок дают до начала битвы?

— Не больше пары дней, миледи. Возможно, что уже завтра, — проговорила служанка, опустив свою белокурую головку, в попытке скрыть панику, нахлынувшую на нее в этот момент.