Будущий Распорядитель встречает нас объятиями.

– Как раз во время. Альма подъедет с минуты на минуту. Президент будет рада вам всем, – говорит Плутарх, – Думаю, прелестно было бы на память оставить одну общую фотографию: Победители и Президент – воодушевляюще.

Мерзко. Просто мерзко. Мое настроение разделяют абсолютно все «воодушевленные» победители. Мы рассаживаемся по отведенным каждому местам, в ожидании прихода Президента.

Сказать что Альма Койн вселяла в меня ужас я не могу. Сноу производил на меня, куда большее впечатление. Но от змеи ты хотя бы знаешь чего ожидать. Кто-то больно пихает меня в бок.

– Не делай подобных гримас, Китнисс. Если ты успела заметить тошно не тебе одной, – говорит Джоанна, – Чтобы уложить противника на обе лопатки никто перед этим не орет: «Я пошлю этого урода в нокаут».

Сперва, я не понимаю, о чем она говорит, но потом чувствую пристальный взгляд чужих стальных глаз и понимаю, что все свое отвращение или боязнь, я выдаю именно этой гримасой. Повинуясь порыву, я вздергиваю подбородок и не отрывая того же стального взгляда, возвращаю его хозяйке – пусть скалится, изображая подобие улыбки.

Откуда-то издалека доносится привычный и кровавый гимн. Джоанна кладет руку на сердце – еще один издевательский плевок в сторону правительства. Свита Койн поднимается на место Распорядителей Игр. Черные тона серых одеяний, соответствуют ее внутреннему миру – жажда власти сильнее жажды жизни. Она так рвалась на это место, что теперь даже, если разверзнется земля, она останется у отвоеванного поста Президента.

– Солдат Эвердин, – коротко приветствует Койн.

Любезности с другими членами команды проходят в менее дружелюбной обстановке. Все молчат точно так же, как и я. Все недовольны этим точно так же, как и я. Но, к несчастью, они умело скрывают это, оставаясь безучастными.

Мне страшно сидеть на месте Распорядителя Игр. Я словно еще одна из тех, кто собирается создавать из детоубийства шоу на потеху зрителям. Мороз пробегает по телу: фактически, я неотъемлемая часть их предрешенной участи.

– Трибуты Семьдесят Шестых Голодных Игр.

Этот голос эхом разносится по помещению, замирая в сердцах каждого новоиспеченного ментора. Я одна из немногих, кто вскочил с места, и кинулась к краю балкона. Моему примеру последовала только Джоанна – её сердце тоже не выдержало.

Серые, похожие на балахоны рубашки; у девочек пепельные юбчонки в клетку, у мальчиков широкие, волокущиеся по полу, штанины брюк. Мертвенно-бледные лица беспокойно оглядываются на миротворцев, глаза затравленно косятся на балкон Распорядителей. Сколько их там – не больше пятидесяти? Надменные, порой самодовольные улыбки капитолийцев сменил испуг,высеченный на пересохших губах. Глаза лишь у немногих налиты стекляшками слез: все они держатся молодцом, зная, что в конце двадцать три трибута разделят одну участь напополам.

Я обжигаюсь: слишком тяжело видеть их взгляды, встречая в них свой собственный. Взгляды тысячи, изувеченных и подобных мне детей из разных Дистриктов, которые смирились с подобной участью. Но это в прошлом.

Неожиданно в толпе я замечаю затравленный и одичалый взгляд карих глаз. Но не смотря на это, девочка, которой отроду нет двенадцати, с радостной улыбкой ободряет всех шедших вокруг нее детей. Я чувствую ее страх, который она так старательно пытается спрятать где-то в глубине своей души. Я чувствую его, потому что я знаю его.

Миротворцы разделяют их на группы: девочки – мальчики, старшие – младшие. Мне кажется, их гораздо больше, чем пятьдесят, но задавать излишние вопросы Койн, встречаясь с ее бесчувственным взглядом не по мне. Я остаюсь на прежнем месте, будто ноги приросли к земле.

Тяжелый вдох, и шумный выдох через нос. Закрыв тяжелые и опухшие веки, я считаю до десяти, останавливаясь на каждом счете. «Проникновенная» речь Президента о новых Голодных Играх ничуть не заботит меня. Я не желаю этого слышать.

Меня зовут Китнисс Эвердин. Мой дом – Дистрикт-12. Я пережила Игры. Дважды. А теперь выступаю на них ментором. Я отправляю их на верную смерть. Среди них есть те, кто младше моей Прим, когда та впервые оказалась на Жатве. Среди них есть те, кто заслуживает жизни. Они все заслуживают жизни. Они все – сама жизнь.

***

Я не глядя, подписываю очередную, подсунутую Плутархом, бумажку. Кто знал, что все должно быть настолько официально. Мне просто смешно. Койн восседает напротив. Я с ней один на один. Назад дороги нет, но я обещала себе попробовать.