– - Вроде всё чисто, - тихо скрипнул своим пропитым голосом Джиран.
– С Богом.

Он ещё раз осмотрел пустынную улицу - нигде не было ни огонька, лишь одинокий фонарь в конце слободки уныло освещал вывеску "Продмага" и громоздкое, уродливое здание "Омскзаготсбытпотребкооперации", где в окне сторожки горел тусклый лампадный огонёк. Сквозь сплошную снежную завесу его блеклый жёлтый свет был похож на случайный мазок художника в почти совершенной картине. От "Продмага" до самого "Голубого Дуная", шалмана, где местные мужики топили в ёршике все свои печали и заботы, слободка была как на ладони - открытая и безлюдная. Джиран поправил свою солдатскую шапку, обсыпанную снегом.

– - Ты подывись як заснижыло, - тихо ругнулся Приймак, вытряхивавший снег из-за воротника пальто.
– Наче Бог всрався.

Они стояли возле высокой калитки, обозначенной расчищенной дорожкой, которую снег стал с обычным своим усердием ровнять с краями сугробов. Высокий дощатый забор враждебным берегом обозначился в сумраке снегопада.

– - Ничего, снежок нам подсобит, - мотнул головой татарин.
– Сколько раз выручал. Сбрось крючок.

Приймак сбросил лезвием кинжала щеколду-крючок, и татарин осторожно, без скрипа приоткрыл обитую резными вставками створку, сдвигая полукругом снежный пласт за калиткой. Белый липкий туман облепил широкую спину Джирана, как саваном занавешивая тихие ночные сумерки. Приймак присел рядом на корточки, терпеливо ожидая его маяка . А Джиран с минуту вглядывался в ночную темень, которая лежала во дворе между штабелем дров под прогнувшимся навесом и огромной собачьей будкой.

– - Усе тихо, - сказал Приймак.
– Пишлы?

Джиран ничего ему не сказал, разглядывая в приоткрытую калиткой щель засыпанный снегом двор. За их спинами Бозя продолжала, как на буксире, тащить к татарину упирающуюся Оксану. Обе они вязли в сугробах, и поэтому дело продвигалось не шибко. Снегопад небрежным падением своим набросил на их телогрейки мокрые искристые горностаевые мантии.

– - Вы чё там, биксы ?
– нехотя повернул голову в их сторону Джиран.
– Быстрее топайте.

Приймак резко поднялся на ноги, втянув шею в узкие свои плечи.

– - Ну чого воны? Попалять жеж.

Он встревожено затоптался вокруг татарина, не вынимая рук из карманов, в которых грел грязной ладонью рукоять самодельного кинжала. Его тревоги оказались совершенно напрасны - вокруг по-прежнему не было ни души. Живановская слободка мирно спала.

Бозя пихнула вперёд Оксану и злобно, шёпотом пырскнула своему сожителю:

– - Да вот эта - упирается.

Джиран удивлённо обернулся, а Приймак чуть не подпрыгнул на месте, что в тяжелом драповом пальто сделать было почти невозможно. Выбрасывая из-под ног комья снега, он подбежал к Оксане, судорожно выдёргивая из кармана пальто самодельный кинжал "перебитый" из длинного эсвэтэшного штыка. Снег тотчас облепил чёрное лезвие, неумело отточенное в местном депо фрезой с обеих сторон.

– - Та ты шо, блядюго, з глузду зъихала?
– злобно выдохнул он, будто плюясь в снежную мглу нитями пара изо рта.
– Я ж тебе на шматки порижу, суко.

Обоюдоострое остриё самоделки оказалось в непосредственной близости от лица Оксаны - стоит только сейчас Приймаку сделать небольшой выпад и сталь вонзится ей в глаза. Оксана ясно видела, как мелко дрожит кинжал в руках бандеровца. Приймака она не боялась, без Джирана его голос был тут лишним.

– - Одзынь Прима, - отодвинул его в сторону Джиран.
– Ты идти не хочешь, да? Скажи - ты, что не пойдёшь?

Низко наклонив голову, он вперил взгляд своих чёрных слегка раскосых глаз в лицо Оксаны. Будто два чёрных жёстких дула упёрлись взглядом ей в переносицу из-под глубоких глазных впадин татарина. Не каждый мог смотреть вот так в глаза Джирану, когда он скалил в злой яростной гримасе свои острые жёлтые зубы. Оксана привычно опустила свои глаза вниз - смотреть в лицо можно было только тому, кто был равен тебе силой, это она усвоила твёрдо. Как и то, что, сейчас она сделает все, о чём ей прикажет Джиран.

– - Джиран, та давай ии порижемо, а те падло на шарап визьмемо, - взвизгнул шёпотом за спиной у громадного татарина Приймак.

– - Тихо будь, - осадил его Джиран.
– Оксана, я тебе говорю - падла он, падла последняя. Дашкомник последний, пидор.... Это я тебе говорю. Он меня в сорок пятом, да я ж тебе рассказывал....

Оксана молча кивнула. Историю о том, как гвардии старший сержант Тимур Джиранов в мае сорок пятого получил три года тюрьмы, она слышала много раз, - и от Бози, барёхи татарина, и от самого Джирана. По их рассказам татарин зафингачил по лапцу капитану, который попытался отобрать трофей у героев-разведчиков. Зашли в большой дом взяли чего захотели, а на выходе и столкнулись с этой сволочью, которая захотела отобрать столовое серебро у героев-фронтовиков. И на беду перед этим один из его дружков ширнул "месером" старую хозяйку дома, а та возьми и помри. Потом был трибунал, где капитан, пострадавший от Джирановой оплеухи, бил себя в грудь и яростно свидетельствовал, обличая мародёров и преступников, начисто забыв, как рвал у них из рук мешок с дребезжащими вилками. Джиран получил свой законный срок за рукоприкладство, а дружков взявших в Венском пригороде богатый трофей, расстреляли за мародёрство прямо перед строем разведбата. Татарина спасло только то, что он не стал брать хабар, побрезговал ложками, и дружки не вложили - получилось вроде бы как мимо проходил. И вместо "вышки" загремел гвардии старший сержант на три года осваивать богатые Норильские золотоносные жилы. Всё это Оксана не один раз слышала от Бози, с которой делила нары в "лишенческом" бараке.

– - Сука, он, - горячо шептал Джиран в ухо Оксаны.
– Матерью тебе клянусь. Веришь мне, да?

Приймак противно заскрежетал зубами. Оксана послушно кивала. Хоть и не верила Джирану ни на каплю.

– - Пойдёшь?
– шёпот Джирана стал сбиваться на сдавленный полукрик.

Оксана молча кивнула.

– - Та шо ты з нею домовляешься? Мы його и без неи кинчимо.

Искажённое злобой лицо рыжего бандеровца передёрнуло гримасой презрения. Оксана со слов Бози, вместе с ней тягавшей пилу "тебе-мене-хозяину", знала, что бандеровцу больше нигде не взять хабара на новую ксиву. Сам он так пятое колесо в телеге, фраер стрёмный, без Джирана полный пшик.