Они приближались, и на их лицах было написано: мы все знаем, и ничего ты нам не объяснишь: и хотя внешне они были очень разные, но действовали явно сообща. Черноволосый шел за Кристофом по пятам и теперь нагнал его, а второй, крупный блондин, голубоглазый, с узенькой белесой полоской усов на верхней губе, заступил ему дорогу и тихо, с вежливостью, в которой таилась угроза, проговорил:

— А теперь пройдем-ка с нами в контору, покажешь, что у тебя в сумке.

И это, в отчаянии думал он, это, наверное, лишь начало светопреставления. Сейчас он непременно упадет, рухнет, и все исчезнет. Ну, сейчас! Пожалуйста! Помогите! Но мир не шелохнулся. И все вокруг как ни в чем не бывало спешили по своим делам.

Она все еще не поняла. Полицейские? В их доме? Из-за Кристофа? Должно быть, тут какая-то ошибка. Элизабет растерянно улыбнулась Альмут, которая, как и она сама, едва успела снять пальто. Они только что вернулись с кладбища и собирались пить чай. У тротуара на их улице стоял зелено-белый патрульный автомобиль. Она даже внимания на это не обратила. Полиция, конечно, существовала, но где-то там, далеко — на дорогах, в кино, в газетах; в ее жизнь полицейские не вторгались. Но пока она искала в сумочке ключ от входной двери и, как назло, замешкалась, из полицейской машины вылезли двое мужчин и с неторопливой целеустремленностью направились прямо к ней, и у нее сразу же, без всякой причины, екнуло сердце.

Они приехали из-за Кристофа. Нет-нет, он жив-здоров. Они хотели бы побеседовать с нею наедине.

Это явное недоразумение! — вот о чем пыталась сообщить Альмут ее улыбка, и соседка, одобряюще и заговорщицки улыбнувшись в ответ, прошла в гостиную.

Итак, речь шла о Кристофе?

Она вновь повернулась к ожидающим полицейским, чувствуя, что благополучно разыграла умеренное, отчужденное любопытство. Собственная выдержка казалась ей чуть ли не опровержением любых обвинений.

Кристоф? Быть не может! Чтобы Кристоф... ее сын...

Не торопясь, с уверенностью, от которой в ней зашевелилась тревога, полицейский постарше открыл свой блокнот и зачитал дату рождения Кристофа. Потом спрятал блокнот в карман и посмотрел на нее.

— Нам звонили из полицейского управления в Кёльне. Сегодня вечером ваш сын был задержан за кражу в одном из кёльнских универсальных магазинов.

— Что? Как вы сказали?

— Он украл довольно много вещей. В том числе из серебра.

— Простите. Я не понимаю, — сказала она.

— До сих пор у вас не возникало подозрений? Ни разу?

Она покачала головой.

— В таком случае будьте добры, покажите нам комнату вашего сына.

— Зачем? — спросила она. — Зачем вам осматривать его комнату?

— В Кёльне считают, что он занимался этим не впервые. И мы хотели бы проверить. Не исключено, что нам удастся опровергнуть это подозрение.

Что же мне делать? — думала она. Может, заупрямиться и воспрепятствовать обыску? Это, пожалуй, глупо и только усугубит подозрения. Но вдруг, вдруг... Сил нет додумать до конца. И медлить больше нельзя — полицейские ждут.

— Хорошо. Прошу вас.

Покончим и с этим, мелькнуло у нее в голове. Она первая направилась к лестнице и на мгновение даже воспрянула духом. Но когда полицейские, окинув взглядом комнату, с неторопливой методичностью начали потрошить стенной шкаф, копаться в белье, выдвигать ящики письменного стола, перебирать книги на полках, ею овладел страх, и она вдруг сообразила, что давно знает тайник, ведь фрау Дран как-то посетовала ей на картонную коробку у Кристофа под кроватью, которая мешает при уборке; и вот, как в иных сновидениях, когда неумолимо случается именно то, чего всей душою жаждешь избежать, полицейский помоложе нагнулся и вытащил из-под кровати большую плоскую коробку из серого картона.

— Ну а здесь у нас что? Вам известно, что находится в этой коробке, фрау Фогтман?

— Нет, неизвестно. Ерунда какая-нибудь.

— Что ж, посмотрим.

Теперь уже ничего не сделаешь. Полицейский распутывал тугие узлы, будто преодолевая последнее, отчаянное сопротивление Кристофа. Сейчас оно будет сломлено — и тогда обнаружится такое, чего не вправе видеть никто, в том числе и она.

Осторожно, точно вскрывая подарок, полицейский снял крышку, и все трое воззрились на пестрое, дешевенькое барахлишко, почти до краев заполнившее коробку. Чего там только не было: флаконы с шампунем, магнитофонные кассеты, картонки с пуговицами, отвертки, детские носки, несколько ящичков с красками, линейка, пластиковая роза, очки от солнца, щипчики, две пепельницы, диафильмы, фильмоскоп, расчески, вешалки для полотенец — случайная добыча многих краж. Видимо, Кристоф крал все, что под руку попадается. Зачем, зачем он это делал? Кто его заставлял?

— К сожалению, нам придется забрать это с собой, — сказал старший полицейский.

Она проводила их к выходу, слышала, как отъехал автомобиль. Хлопнула дверца, заработал мотор — эти звуки стерли у нее в мозгу все мысли, и она вновь с изумлением спросила себя, что же вообще произошло, и попыталась навести порядок в голове.

Эти полицейские были местные, зигбургские. А скоро позвонят из Кёльна, из уголовной полиции, где Кристофа до сих пор держат под арестом. Как только получат сообщение о том, что обнаружил патруль, так сразу и позвонят. Тогда Кристоф не сможет больше отпираться. Да и зачем? Зачем?