– Да вроде нормальные люди. Вежливые. Я о патрулях.

– Вот! И я говорю. Ну, были, конечно, эксцессы, как без них. Американцы вон, в Японии, месяца не проходит, чтоб какую-нибудь приглянувшуюся японку не изнасиловали. Так ведь и не наши, которые в Германии два миллиона немок...

– Это когда?
– спросил Марек.

– Ну, ты что! Известный факт!
– вытаращился Анатолий Карлович.
– В конце Второй Мировой. Как вошли в Германию, так, значит, занимали города и устраивали праздник женскому населению. И старух пользовали, и девочек двенадцатилетних. Дикий народ! У вас что, об этом не говорят?

– Нет.

– А все почему? Цивилизованные потому что. Стыдно вам за нас, варваров, - министр вздохнул по собственному несовершенству.
– У нас же вся история такая. Кровь да грязь, да дерьмо в головах.

Он принялся загибать пальцы.

– То Иван Грозный население под корень выводит со своей сворой, с опричниками-людоедами, то Сталин голодом морит и расстреливает. Ведь сто миллионов при нем сгинуло!

– Сколько?

– Историю надо бы знать, молодой человек. Как поездами людей взрывали, как баржами топили. Даже у нас в Вяземке мемориал жертвам поставили, по последним данным, там вживую несколько десятков тысяч закопали.

– Просто в Союзе, кажется, всего сто пятьдесят миллионов и было-то тогда, - сказал Марек.

Хотя помнил он смутно. В школе с учителями истории у них была чехарда, и тот период они если и проходили, то вскользь, по датам: коллективизация - война - оттепель.

А в институте курсу попался преподаватель-монархист, и на каждой лекции через одно-два предложения он принимался просвещать студентов на предмет богоизбранности и сакральности власти Романовых, Рюриковых потомков, и как все при них в России было хорошо и разумно устроено, а упыри-революционеры вкупе с лицами известной национальности толкнули страну в ад атеизма, гражданской войны и лагерей.

Марека, честно говоря, тогда интересовали только Ленка и поиск возможностей слинять из страны, поэтому слушал он вполуха.

На зачете даже не по теме, а по райским кущам, что представляла бы собой Россия, останься в живых Николай Второй, отвечать начал.

Получил 'отлично'.

– Вот и представьте масштаб!
– сказал Чуйков.
– С тридцать седьмого по пятьдесят третий! Минус годы войны.

– Все же как-то...

– А вы почитайте, почитайте альманахи 'Мемориала', там все от и до, по каждой области, по каждому году. Имена, фамилии, статьи. Хотя статья там одна - пятьдесят восьмая. Впрочем, - Анатолий Карлович подобрался, - что у вас будет за интервью?

Марек улыбнулся.

– Ну, я бы не хотел углубляться в историю. Думаю, это будет не интересно европейскому обывателю. Его больше интересуют перспективы развития республики, безопасность, уровень цен, возможность туризма и отдыха, сервис, доброжелательность населения.

Пока Марек перечислял, Чуйков кивал, рассматривая уровень коньяка во фляге.

– Ну, это можно, это пожалуйста.

– Просто я видел здесь огороженные районы...

Анатолий Карлович сморщился.

– Это не районы, это рассадники. Нищие, наркоманы, бездельники, не вписавшиеся в новые времена люди. Честно говоря, даже без перспектив. Красная, Комвольцева, Южная.

Марека резануло по сердцу.

– Почему?

– Потому что они живут прошлым, - сказал Чуйков.
– Потому что им не нравятся нынешние реалии. А хочешь прокормиться - работай! Не хочешь, не можешь найти работу - извини. Власть не обязана и не будет взваливать их себе на шею!

– Но там пенсионеры, дети.

Министр прижал ладонь к груди.

– Я понимаю, что у вас там, в Европе, толерантность, благотворительные акции и социальные обязательства. Мы же себе этого позволить не можем, только-только отходим от разных бесплатных программ по медицине, образованию, помощи селу, навязанных нам прошлой властью. У детей есть родители, у пенсионеров есть дети, и это их прямая обязанность - заботиться о тех и о других. Разве я не прав? Но, конечно, это большая проблема. Это угроза стабильности, такие районы. Иногда я думаю, взять бы и спалить их к чертям, - он вздохнул.
– Но не могу, люди все-таки. Да и процедура законодательно долгая, сначала законопроект, профильный комитет, потом вынесение в законодательное собрание, прения, поправки, определение благонадежности, количества горючих материалов, назначение ответственных, закрепление за министерствами...

Марек кашлянул.

– Извините...

– Ну, этого можете не писать, - сказал Анатолий Карлович, хмурясь.
– Еще не так поймут. Мы не пиночеты, не пол поты какие-нибудь.

– Лучше все же о достижениях, - сказал Марек.

– О, этого навалом!
– повеселел Чуйков.
– У нас фермы, маслозавод, на севере лесозаготовка, пивных заводов - целых три! Водочный недавно модернизировали.

– Я слышал, что маслобойный закрывают.

– Уже! Расползлось!
– воскликнул Анатолий Карлович.
– Все эти слухи как раз из этих вот неблагополучных районов и идут! Делать нечего, так они лясы точат. Вы лучше их вовсе не слушайте.

– То есть, не закрывают?

– Нет, это еще не окончательно, но, видите ли, рентабельность... У нас дешевое масло и сыр из Евросоюза везут. Сыр здесь получается двести пятьдесят, а европейский - всего сто восемьдесят. И хороший!

– Хорошо, - кивнул Марек.
– Еще с какими слухами мне лучше обращаться к вам за разъяснением?

– Со всеми!
– решительно заявил Чуйков.
– Глупый народ! Они соврут, а мы потом расхлебывай и оправдывайся за то, чего не было. И не дай Бог, если вы их перескажете! Сраму не оберемся.