Он произнёс это на одном выдохе, затем голова его резко упала на грудь, словно с этими словами из него вышла вся жизнь и осталась только оболочка. Жалкая резинка воздушного шарика, из которого выпустили весь воздух. Лив испугалась, что, может, у Фарса случился инфаркт, но посмотрев по сторонам, увидела, что все сохраняют сверхъестественное спокойствие. С шумом вдохнула в себя воздух Лера, в напряжённой тишине зазвучали её не менее торжественные слова:

— Я — монахиня, белое облако грез. Несу в себе страдания плоти и строю мост между материальным и духовным. Храню мечты о горнем в мире дольнем и передаю память о нем. У меня ничего нет в этом мире, а мой главный враг — время. Уничтожив меня, вы уничтожите мечту о лучшем.

Лив на секунду показалось, что они просто издеваются. Нет, ну невозможно же взрослым, серьезным людям, занятых делом, на полном серьезе молоть какую-то исключительную, да ещё и пафосную чушь. «Я монах в жёлтых штанах, в зеленой рубашке, с соплей на фуражке», — в насмешку всплыла из глубин её памяти считалочка из старинной детской игры. Она собиралась было отказаться от этого идиотизма, представив, что ей придётся придумывать сейчас какую-то глупую речь (из-за считалочки у неё в голове возникла фраза: «я — сопля, и я болтаюсь просто так, уничтожив меня, вы останетесь с чистым лицом), но тут внезапно произошло нечто совершенно неожиданное.

Стукнула входная дверь, из прихожей потянуло холодом, и вместе со сквозняком в комнату стремительно вошел ... Алексеич.

Лив попыталась вскочить навстречу ему, но ноги отказались слушаться. Она крикнула изо всех сил: «Алексеич!», но только еле слышно прошипела что-то вроде: «иш—ш—ш». И ещё. Она уже не знала, радоваться этому появлению или пугаться.

Водитель же очень уверенно подошел к столу, вокруг которого сидела вся эта странная компания, кивнул сразу всем довольно вальяжно, сел и протянул руку к Фарсу. Хозяин, все это время находившийся в опустошительном трансе, все так же безвольно, как будто руководимый какой-то силой со стороны, отдал Алексеичу (который уже совершенно не был похож на того говорливого водилу, что вез Лив в командировку) одну из оставшихся карт. И снова весь обмяк, плюшевой игрушкой, в которую не поставили заводное устройство.

Алексеич же, взяв карту, не глядя на неё, таким же странным голосом, как говорили Фарс и Лера до него, сказал:

— Я — Джокер. Упорядоченный хаос. Я ухожу и прихожу, когда мне придёт в голову. Могу стать кем угодно и определяю, кто кем является. Подстраиваюсь под любую ситуацию, и там, где появляюсь, ситуация становится выигрышной. Я — равный шанс для всех, все мне друзья и враги. Но главный мой враг — это время. Уничтожьте меня, и вы уничтожите возможность.

Лив не успела прийти в себя от фантасмагоричного появления Алексеича, как зазвучал голос Мини, который, несмотря на свой внушительный объем, все это время оставался на втором плане, словно фоном к происходящим событиям.

— Я — палач, — сказал Миня, и Лив вздрогнула. — Привожу к логическому завершению все, что должно случиться. Я — неумолимость исполнения. У меня нет друзей, и враг мой — время. Уничтожив меня, вы уничтожите надежду на справедливость.

Оливия встрепенулась, потому что ей не показалось очень уж убедительным то, что произнёс сейчас Миня. Неправильная нота в игре, которую она совершенно не понимала, но улавливала в ней скрытый смысл и логику. Страшный человек уловил намек на движение с её стороны, и добавил, снисходя до разъяснения:

— Наказания, как для вас, так и для ваших врагов. И того, что вам кажется несправедливым.

Обмякшие фигуры странно плясали тенями на стенах в дрожании свечей. Вне игры оставались только Савва и Лив. Парень сидел все такой же насупленный и недовольный, но не вмешивался в ход игры, Лив же судорожно думала, как ей отвертеться от этого странного спича, которого от нее, несомненно, ждали. Девушка надеялась, что сейчас ещё выступит Савва, но все смотрели на неё. Мягко, ватно, как загипнотизированные, с терпеливым ожиданием. Лив откашлялась, торжественно положила руку на свою карту и поняла, что она так ничего и не придумала.

— Я... Э—э—э... — сказала она и опять закашлялась. — Я... это... Как его...

Шестым чувством она поняла, что ситуация в одну секунду накалилась. Жадно облизывая губы, на неё уставился Фарс, уже не расслабленный, а полный нетерпеливого ожидания. В холодном чопорном молчании смотрела Лера. Алексеич смотрел не прямо, а чуть со стороны, немного виновато и в то же время победоносно. Его губы шевелились, словно он что-то пытался подсказать Лив. Она напряглась и прочитала по губам подсказку. «Я — мытарь», — шептал он ей отчаянно и умоляюще.

Опять приподнялась с места гора Миня. «Палач», — пронеслось в голове у Лив. Она явно, словно с глаз слетела пелена, увидела, что лицо у него — точно не лицо, а бычья морда, а под шапочкой прорывают шерсть рога. Миня надвигался на неё с какой-то странной готовностью, нелепо разводя в стороны руки, словно хотел крепко обнять. «Они все тут сумасшедшие», — паника уже билась в висках девушки.

В этот момент вскочил Савва. С совершенно неигровой решимостью он в мгновение ока очутился рядом с Лив, между ней и Миней, и положил руку на карту, которая лежала перед ней.