Шрифт:
— Почему это нам? — не понял тот. — Это что тебе делать, вот как нужно ставить вопрос. И, возможно, я на него отвечу. Да, и отвечу так: ты должна радоваться, что так легко отделалась. Вот прямо сейчас должна радоваться.
— Но почему? Они сейчас придут за мной, да? Мне что-то угрожает?
Изобретатель подскочил к Лив, повертел у неё перед носом заскорузлым скрюченным указательным пальцем:
— Им не до тебя сейчас. Они думают, как вернуть и наказать парнишку. Ты, птица, одна из многих. Он — единственный и неповторимый. Его заменить трудно. Практически невозможно. Без него — это совсем другой расклад, понимаешь?
— Савва — единственный и неповторимый? — Лив очень удивилась.
— А как ты думаешь? Каждая карта в этой колоде — один-единственный символ, который нельзя повторить. И мальчишка-любовник, в том числе.
— Любовник? — Лив удивилась опять уже настолько, что забыла об угрозе, которая нависла над ней. — Это Савва-то — любовник? С какого такого перепугу? И чей?
— В принципе. И в потенциале. Потому что ещё не раскрыл свою функцию. Символ служения. Сначала — паж, серый воробей, затем валет — несущий весну грач. Потом услужливый фламинго-рыцарь. А в конце ... Что там у нас? Ну да, точно — любовник. Для любовника птицы нет. Полный цикл, и символ материализуется без условий. Я не уверен, но, кажется, он оставил Императора... Для служения тебе, птица? Нет, не может быть. С другой стороны, добровольно бросился на место жертвы... А это его сущность.
— То есть он пожертвовал собой ради меня? — Лив настолько впечатлилась последними новостями, что, сама не замечая этого, непроизвольно, подтянула к себе заныканную в углу конфетную коробку, машинально достала из неё заветренную шоколадку. И отправила в рот, опять же не замечая, что конфета уже несколько раз в течение своей непростой сладкой жизни таяла и опять отвердевала. О чём красноречиво говорили тёмные подтёки на конфетном боку.
— Ты только что поняла? Эх, ты... Птица... Только они вернут его быстро. Очень быстро.
Лив посмотрела на изобретателя со значением, он верно понял этот красноречиво вопросительный взгляд.
— Так вот, в большие неприятности ты уже влезла....
— Но почему? — девушка никак не могла понять, какого лешего она оказалась в эпицентре дурацких, уже за гранью сумасшествия событий. — Какого лешего они привязались ко мне? Эти... символы? Я просто приехала выполнить свою работу.
— Да никакого, — махнул рукой Геннадий Леонтьевич. — Случайно. Это случилось бы с каждым, кто приехал или пришел на это место. Сразу несколько составляющих. Потому что это их территория, и они никому не позволят отнять её. Потому как раз мальчишка для следующей стадии вызрел. А заодно, раз уж так вышло, они не упустят шанс собрать жатву.
— Это как? Они, что... Убивают?
— Зачем? В этом нет никакого смысла. Просто устанавливают связь между собой и вывернутой птицей и вытягивают её время. Только и всего. Ты, конечно, спросишь, почему им не подходят истинные птицы, и я тебе отвечу, что все дело в сроке жизни. Вывернутые птицы живут гораздо, гораздо дольше. Строить лабиринт и проходить его раз в несколько лет совершенно нерационально. А раз лет в пятьдесят, это вполне терпимое занятие. Тем более, сейчас технологии ушли далеко вперёд. Не нужно больше кровавых сцен...
— И Савва... Он тоже?
— В какой-то степени, — уклончиво ответил изобретатель. — А вот остальные... Это очень древние сущности, птица. И не существа даже. Как бы символы, проекции, олицетворения. Я тебе говорил уже — сломанная игра, которую выкинули боги за ненадобностью. Правила самой игры, и чем она должна была закончиться, они сами не знают. А чем может завершиться сломанная игра? Этого, — увы — не представляют даже сами боги. Поэтому моя миссия...
Геннадий Леонтьевич, вспомнив о своей невыполненной миссии, как-то сразу погрустнел.
— Впрочем, не будем об этом...
Он с досадой махнул рукой. Походил ещё немного из угла в угол и твёрдо сказал:
— Я не уверен на все сто процентов, но мне кажется... Нет, почти уверен, что ты должна найти любовника первой.
— Это звучит жутко, — опять затряслась Лив, слепо пошарила рукой в конфетной коробке, прислушиваясь к давящей тишине за окном. — И совершенно непонятно.
— Иначе никак, — твёрдо произнёс изобретатель.
Девушка опустила взгляд на свои ладони, которые уже несколько секунд ловили только пустоту, натыкаясь на углубления из прохладного тонкого пластика. Кроме него, в коробке уже ничего не было. Лив съела все застарелые конфеты.
Глава 8. О любви к несбыточному
У Оливии Матвеевой, неподкупного выездного инспектора налоговой службы, был один секрет, о котором она не призналась бы никому даже под страхом самой страшной пытки. Не то, чтобы мечта или греза наяву, нет. Тому, что сбивало её дыхание и приливало к вискам кровь клокочущими волнами, названия она найти не могла, да и не было, наверное, этому состоянию никакого имени.
— Оливия, у тебя же наверняка есть парень? — спрашивали симпатичную русоволосую девушку коллеги, замученные работой, детьми и непрестанными завтраками, обедами и ужинами, в которые они обязательным порядком перерабатывали свою жизнь.