========== Глава 18. ==========

Глава 18.

POV Эрик.

Я возненавидел этот мир и себя… Я возненавидел всех. Даже тех, с кем никогда не встречался и тех, с кем никогда не встречусь. Мне казалось, что весь мир смеется надо мной, над моей судьбой и моим уродливым лицом. А время все шло и шло… Оно пролетало, еле касаясь наших судеб своим легким крылом. Иногда время текло медленно, словно застывший воск капал с горящей свечи; иногда оно летело быстро, словно легкий порыв весеннего ветра. Время не лечило мои раны, и я знал, что оно никогда их не залечит.

Уже несколько лет я жил с Надиром и с той женщиной, которую звали Алиша. Я возненавидел ее всем сердцем и душой. Сначала он водил её каждую ночь, пока не предложил переехать к нам навсегда. Она согласилась, и решила принести в дом уют. По-моему, она просто не знала, что значит это слово. Лично для меня уют – это дом, наполненный светом, радостью и любовью, в котором звучит веселый смех и где всегда царит радость. Для нее же это значило совсем другое. Она повесила в нашем доме отвратительные шторы и постелила ужасные ковры.

Я не позволил ей даже приблизиться к своей комнате, так как хотел, чтобы она осталась такой же серой и безжизненной. Такой же, как и я. Мне нравились голые стены и полы, нравилось окно без противных занавесок. Я не хотел, чтобы на окнах были шторы, так как очень любил просто сидеть и смотреть в окно, наблюдая за людьми, проходящими мимо. У каждого из них была своя судьба, совсем не похожая на судьбу других, каждый жил своей жизнью, своими проблемами и делами… Им было наплевать на всех, кроме себя.

Выходил я только поесть или на работу. О, работа… Сущий ад, я как будто снова вернулся в детство. Единственное место, которое мне могли предложить, - это место циркового урода. Я ненавидел эту работу, ненавидел всем сердцем. Будь у меня возможность – я бы сразу нашел другую, но после двух месяцев бесплодных поисков я сдался. Никто не возьмет на работу такого, как я. И я согласился быть посмешищем для толпы, которой было все равно, что я чувствую и что я думаю. Эта работа отличалась от рабства у цыган только одним – я был на свободе.

Днем я показывал свое лицо многочисленной толпе, а ночью проводил бессонные ночи в агонии, утоляя боль музыкой. Только музыка могла меня утешить, только она помогала хоть немного забыть издевательства и насмешки людей, которые смеялись надо мной в парке.

Вечером, приходя домой, я слышал смех. Надир и Алиша всегда в это время сидели на кухне и смеялись. Над чем? Над кем? Я не знал. Да мне было все равно, пусть смеются себе, только пусть меня не трогают. Но даже в своей комнате мне не удавалось на минуту остаться в тишине. Смех Алиши разносился многоголосым эхом по всему дому. Я ненавидел ее смех. Казалось, он может добраться до меня и найти в самом отдаленном уголке планеты. Тогда я старался вспоминать смех Кристины – такой звонкий и искристый, словно первый снег.

Всё стало ещё хуже после того, как Надир попросил руки Алиши. Я никак не мог понять его. Он же клялся в вечной верности жене, а сам забыл её! Да не просто забыл, а изменил ей, взял в жены другую женщину! Как он мог прикасаться к Алише, не вспоминая свою жену? Я даже не мог этого представить. Каждый раз, когда я пытался вообразить, что обнимаю другую женщину, мне становилось очень противно. Мерзко. Я сразу же вспоминал Кристину.

Перс умолял меня присутствовать на их свадьбе, но я отказался. Я пытался отговорить его от этой нелепой затеи, но он ничего не хотел слушать. Он все-таки женился на ней.

Спустя только неделю после свадьбы у них появился ублюдок… Ребенок. Их ребенок. Алиша родила Надиру сына, они назвали его Кори. Он кричал ночами напролет, не давая мне отдохнуть, и я возненавидел его всем сердцем.

Дни проходили и проходили, недели сменялись неделями, месяцы пролетали за окном, приходили и уходили времена года, а я… А я просто жил. Жил без любви и без ненависти, без радости и без печали, без доверия и без настоящей дружбы… Жил, как живут все. Но я ненавидел эту жизнь.

– Эрик, - Надир однажды утром заглянул ко мне в комнату с ребенком на руках. Я сразу с отвращением отвернулся:

– Убери его отсюда, Надир. Эрик не хочет, чтобы он находился в его комнате.

От моего повышенного голоса этот несносный ребенок снова заплакал.

– Посмотри, что ты наделал, Эрик! – Надир сердито взглянул на меня и принялся укачивать ребенка.
– Он же тебе ничего не сделал, Кори ничего не понимает…

– Зато Надир все понимал, когда нес его сюда.

Надир закатил глаза и пошел обратно к двери. Дойдя до порога, он остановился и сказал: