– Мне показалось, что я на неё вчера сел.
– Перк весело помахал "кружкой" перед носом

Рохома, а затем неожиданно извлёк из-за пазухи кожаную флягу.

– Будешь?

– Перк...
– барс попытался забрать у медведя флягу, - Знаешь, вчера опять бурнулись до

сизых кекликов...

– До сизых?
– насторожился гризли, - ты прав друг, пора прекращать это.
– медведь с

сожалением потряс полной флягой и отдал её барсу, - Так хорошо начиналось...

– Да, справили что надо.
– покачал головой Рохом, взял совок и принялся выгребать из очага

холодную золу, - Только понравилось это не всем.

– Дойра обиделась?
– насторожился медведь.

– Рута ушла.

– Ушла?!

– Перк, кому понравится четырёхдневная попойка, песня "Боров в хлам" и дохлый ворон.

– Ворон?
– удивился медведь, - Где?

– Дохлый. Вон в миске лежит...

– А ворона кто принёс?
– Перк выглядел озадаченным.

– Ты.

– Я?! Зачем?

– Откуда я знаю?!
– отмахнулся барс, - Она и копья свои забрала... и плед...

– А может, просто отлучилась силок проверить? Или порыбачить пошла.

– С двумя копьями, тремя хурками и пледом? Нет, Перк...

Рохом с досадой швырнул на пол берестяной совок, ветер тут же разметал золу по полу.

Барс медленно опустился на край очага. В пещере повисла неприятная серая тишина. Было

слышно, как тяжело хлопает на ветру сорванная занавесь, шуршит позёмка по

заиндевевшему полу, да возятся в камнях, под очагом, беспечные мыши.

Тягостная молчанка очень скоро надоела Перку. Гризли вытянул ноги, полюбовался

залатанными носками чукашей, поёрзал на скамье так, что она протестующее заскрипела,

осторожно приподнял крышку стоявшего на столе горшка, привстал и потянулся к

деревянному ларю, в котором Рохом хранил сухари. Хруст отломившейся столешницы и

зловещий шорох рассыпающейся по грязному полу чечевицы отвлекли барса от дум.

– От же...
– огорчился Перк, - Упало.

Рохом вскинул на медведя злые глаза, поднялся превозмогая дурноту и поплёлся за метлой.

Меч остался лежать возле очага, и Перк его тут же заметил.

– Можно?

Рохом не ответил и медведь после недолгого замешательства, коснулся шершавых замшевых

ножен, затем взял меч в руки.

– Красота!
– гризли слегка выдвинул клинок из ножен, полюбовался красивым сетчатым

узором - Владеешь?

Занятый работой и тяжёлыми раздумьями барс не расслышал о чём речь.

– Да, мой...

Медведь усмехнулся.

– Я не про то! Хотя... Ты им рябчикам головы рубишь?

– Сам-то, - барс немного обиделся, - воитель великий!

– Вообще-то нет.
– медведь со стуком убрал клинок в ножны, - Но я уже децар!

– Децар?
– Рохом поднял глаза и недоверчиво уставился в медвежью физиономию, - Ты?

Перк не улыбался и Рохом понял, что он не шутит.

– Правда что ли? Ты в наёмники вступил? К Мигросу?

Медведь сдержанно кивнул.

– Зимой.

– И молчал!

– Ну...
– Гризли принялся складывать в очаге дрова.
– Что там рассказывать. Сутки

охраняешь какую-нибудь галерею или коридор, трое отсыпаешься. Кормят хорошо. Правда,

могут отправить в дальние крепости на пять лет, но за то в награду отдадут охотничьи

угодья. Бор на левом берегу Керли знаешь? Вот его и отдадут. Я уже смотрел, малинник там

знатный.

– А убьют?

– Кто?!
– вытаращился медведь, - Война семь лет как закончилась. Хотя, по правде, я в

крепости хотел бы остаться.

Рохом задумчиво чесал переносицу.

– Пять лет, говоришь? Бор этот сам, небось, выпросил.

Медведь скромно отвёл нос.

– Сам. Главное знать у кого, когда и как просить. Умеючи можно и половину Рамира

выхлопотать!

– Чего половину?
– переспросил Рохом.

– Рамира! Крепость Рамир называется. Ты, Рохом и вправду, как в глуши живёшь. Ладно...
–

Гризли нехотя поднялся на ноги, - Пойду я. Больше трёх суток пути, а мне на четвёртые,

охрану по наружным галереям разводить.

Хлопнув на прощание Рохома по плечу, медведь принялся шарить под скамьёй. Наконец он

выудил зачехленный бердыш и мешок. Бережно упрятав в мешок драгоценную кружку, Перк

кряхтя поднялся на ноги и направился к выходу.