– А Рута вернётся!
– донёсся до Рохома его голос, - Обязательно вернётся, не переживай!

– Перк, погоди, хоть до Мраморного Рога тебя провожу.

Рохом поднялся со своего места, и с тоской понял, что гризли сейчас уйдёт. Уйдёт надолго,

как минимум на год. А он, Рохом, проводит его до скалы, похожей на чёрный рог молодого

аргали и вернется. Вернётся в тёмную выстуженную пещеру. В пещеру, которая вдруг стала

так похожа на брошенное год назад жильё его родителей.

– Перк, подожди!
– барс до боли стиснул пальцами свою широкую переносицу, отчего кожа

на его покатом лбу прорезалась рыхлыми складками, - Знаешь, я иду с тобой.

***

– Главное, всё самое ценное спрятать под тюфяк! Из-под тюфяка не сопрут...

Рохом в пол-уха слушал болтовню Перка, а сам с любопытством смотрел по сторонам. После

череды пасмурных дней, южный ветер согнал, наконец, тяжёлые осенние тучи с западного

склона Ташигау, открыв растущий на её склоне буковый лес и лежащую за ним долину.

Позапрошлой ночью миновали ледник. Барс расстегнул тяжёлую кожаную хурку и даже

стащил с ног чукаши.

– Тепло как, Перк!

– Воду лучше в ручье брать. На крайний случай - в дальнем северном колодце, а то в южном

Аргал ноги моет.
– ответил гризли.

– Листва ещё не опала. Перк, а в том озере водятся щуки?

– Рохом, ты слушаешь, что я говорю?!
– медведь на ходу обернулся к барсу, - Тебя же в

первый день облапошат хвосторезы местные!

– Я слушал тебя очень внимательно Перк! Ноги моют в южном колодце.
– Рохом запрыгнул

на торчащий из травы валун, - Похоже на Ганарскую пустошь. Я там позапрошлым летом

щук на озере ловил. Знаешь, Перк, они...

– Знаю...
– буркнул медведь спихивая барса с валуна, - Ганарская пустошь на юго-восточном

склоне, а это Гилай, вересковая пустошь. Сейчас ручей будет.

Ручей и вправду был. У самой опушки букового леса, к которому они подошли вечером.

Перк торопился. По каким-то причинам ему очень не хотелось ночевать в лесу.

– Тут селение есть у реки Гунар, - продолжал болтать гризли, - Гайл в нём старейшина,

здоровый такой волчище. Селение большое было, до войны. Гайл и его трое братьев по всей

реке хозяйничали, даже мельницу построили... С Кровавых Топей только один Гайл и

вернулся. С тех пор... Рохом, твой отец ведь сражался при Калее?

– Нет.
– рассеянно ответил барс, не сводя взгляда с блестевшей в закатном солнце далёкой

речной излучины, - То есть...

– Нет?
– удивился медведь.

– Я не знаю, Перк.
– покачал головой Рохом.
– Он мне об этом ничего не рассказывал. Он

вообще о себе ничего не рассказывал. Правда, мать говорила что-то про Белые земли. Мне

кажется, прятались тогда они от кого-то. Я те два года вообще один на леднике прожил.

Рохом с досадой пнул подвернувшуюся под босую ногу кочку. Пустяковый вроде вопрос

медведя задел его. Что-то тяжёлое и тёмное шевельнулось у барса под сердцем...

Родители не баловали его.

Сколько помнил себя Рохом, он всегда был один. Его сверстник и единственный друг - архар

Ронан, погиб, провалившись в трещину, когда Рохому исполнилось восемь. К десяти годам,

его внезапно начала сторониться повзрослевшая серна Хальсар...

"Одинокий орёл летает выше и видит дальше" - часто повторяла мать. Именно мать, Райза

Серая, и научила его охотиться на лиргов, ставить силки на зайцев и птиц, разводить огонь,

готовить мясо, строить убежище из снега, читать чужие следы и прятать свои. Отец же...

– Скоро, Перк?
– не выдержал Рохом.

– Лес пройдём, потом пустошь... К ночи будем.

Подойдя к сосновому лесу, Перк почему-то свернул с хоженой тропы и повёл барса в обход,

по берегу ручья, утверждая, что "так короче". У водопада, спускаясь с обрыва, медведь

сорвался, во весь голос поминая драный чертополох и мятых зайцев скатился в болотце,

расшиб локоть, сломал посох, перемазался и разругался с Рохомом из-за того, что барс в

сердцах обозвал его "лосем".

Ночь в горах не наступает. Она падает на путника, словно филин на мышь. Когда барс и

гризли выбрались из болота на пустошь, так и случилось. Рохом, как и все кошки хорошо