...и Джуда, старуха, пускавшая его на ночлег. Насчет Рыбы Хрущ явно загнул. Не станет старик якшаться с такой гнидой. Хуже Рыбы в Кишке никого нет. На щепоть сделает, на ведро процентов возьмет.

Блох поддел багром и подтащил покойника к берегу. Вытянул туда где полого. По договоренности с напарником то что в левых каманах его, то что в правых - Хруща. Пока мертвяка тягал, державшаяся на коже голова оторвалась и отправилась в дальнейшее плавание.

– Оно и не к чему. Самая бестолковая часть у человека.

– А вдруг зуб золотой!
– обиделся Блох на неудачу.

Хрущ промолчал. Верит дурень в разного рода байки, пускай верит.

– Ты на куртку глянь. Откуда зуб то из золота?

Респектабельным утопленник при жизни не был.

Блох принялся обшаривать труп. Несколько патронов, плоская фляжка, зажигалка. Хороший ножик. Брючный ремень. Сами брюки...

– Слышь, Хрущ. Кажись это баба.

Узкие плавочки и отсутствие характерно выпирающих органов говорили за правильность подозрений бродяги.

– Во бабы пошли. Титек нету нисколечко, - ворчал Хрущ.

– И что с ней делать?

– Хочешь скажу? Только воду надо вылить.

– Неее, - Блох столкнул тело в поток.

Следующий мертвяк пожаловал через полчаса.

– Эдак его распластали, - заглянул Блох в вырванную брюшину.
– Всю начинку растерял.

– Выели, гадье, - таков диагноз Хруща, после изучения раны. Старик не стеснялся и не брезговал, запустить руку во внутренности.

Диагностировал, - вспомнил одно из мудреных словечек Блох. Краем уха он слыхивал, что Хрущ когда-то был врачом. Не плохим. Потом жизнь под откос пошла. В Кишке оказался.

– Как это выели?

– А так. Сожрали. Зубами кусь-кусь и ням-ням.

– Кто?

– Кто-кто? Эти.

Дальше пояснять не надо. В Кишке знали и о пагах, и о хапах и прочих неприятностях. Только войны не вели. Поскольку нечем. А те не сильно и не беспокоили. Там шмыгнут, туда нос сунут, сюда пролезут. Долго не оставались, уходили. И то верно. Кто же в таком месте как Кишка добровольно останется.

– Воняем больно, - такого мнения придерживалось большинство на счет брезгливости пагов и хапа.

Рыбалка сегодня перла. Они выловили мусорный пакет с еще приличной одежкой. Сверток с мертворожденным ребенком. Ящик с детскими игрушками. Барахла по мелочи. Добычу тут же сортировали и раскладывали.

Следующий утопленник появился минут через сорок.

– Ну, сегодня удача!
– потирал руки Блох, примеряясь подцепить багром.

– Переселенец?
– подивился Хрущ. То, что беднягу упокоили, а не помер своей смертью, не тайна. Ребра наизнанку.

– Кто его? Изгои?

– Если бы, - задумчив Хрущ. Он уже не радовался своему прибыльному занятию.
– Видать и до них добрались.

– В смысле?

Хрущ глянул на Блоха. Нормальный парень, а умишка кот наплакал. Не понимает. Может оно и к лучшему? Не понимает и живет не тужит.

Порассуждать Хрущу не пришлось

– Ты поглянь! Поглянь! Что творится!
– радостно скакал по берегу Блох.

Творилось не ладное. Грязная вода несла десятки тел.

– Да, мы богачи!

– А мне мнится, покойники, - буркнул Хрущ.

***

4.

Лонко повалился на спину. Собрал в горсть листья и цветки одуванчиков, поднес к лицу, вдохнул горячий запах. Вприщур глаз, наблюдал в небе... апельсин! Вспомнил из детской книжки название солнца.

– Я сплю... сплю!
– ликовал Лонко.

Где твоя хваленая невозмутимость, мапуче? Истаяла под щедрым светилом?

Чили не до чувств изумленного товарища. Взгляд прикован к склону. От самого верха до подножья усеян цветами. Маленькими и большими, на высоких стеблях и коротышек, лопушистых и с тонюсенькими листочками-иголками... Ярко-желтые одуванчики, алые горицветы, бледно-желтый воробейники, фиолетово-синий воловики. Ниже белоснежные ромашки, красные и синие маргаритки, пурпурная крупина... а еще дальше, в ложбинке, голубые шары мордовника.

– Наверное, - Чили зачарованно коснулась метелки тонконога. Происходящее действительно напоминало сон. Прекрасный сон.

Над красотой цветов мелькают легкие всполохи невесомых крыльев. Бабочки! Бабочки!

– Можете живей!
– торопит Джок. Он ждет команду у подножья.

Лбу тоже тут нравится. На сердце и в мыслях легко.

Зои, тянулась и несмела прикоснуться к малиново-красному цветку. С соцветия синяка (ужасное название для такой прелести!) сердито жужжа, взлетела пчеловидка. На толстом брюшке желтые кляксы. Девушка застыла, провожая гудящего летуна.