Шрифт:
Мне аж любопытно стало. Кого это он там уже накалывает вместо сардельки с горчичкой? Вышел, такой себе, кабанчик, килограмм под 150, виновато опустил заплывшие глазки и исподлобья глядел на подполковника.
– Ты что, пудинг жирный, не слышал, как следует использовать провиант?
– Слышал...
– Дай-ка подумать: ты поэтому открыл коробку? Назло мне, да? Не уважаешь старших по званию?
– Уважаю...
– Заткнись, хряк! Я говорю - не уважаешь ты меня, а может, втихомолку и вовсе - ненавидишь? А?
– Навижу...
– что-то невнятное произнёс парень в ответ.
– Что? Ты играться со мной вздумал? Ну, я тебе устрою, придурок. Ты у меня на турниках самоубийство сделаешь!
"По-моему, паренёк, решил из каждого слова с частицей "не" убирать её и таким образом отмазываться от всех бед..." - улыбался я исподтишка.
Закончив беседу с толстяком, Гриневич приказал нам получать у Неканурова военные билеты и после ознакомления с ними отдавать ему.
– Это чтоб никто не вздумал бежать!
– дополнил сержант, выдавив очередную гадкую улыбку. Уже через десять минут я неутешительно глядел на свою неудачную фотографию в военном билете.
– Лавренёв, иди-ка сюда!
– услышал я сзади.
– О, боже, прапорщик Сидоркин..., - выдохнул я, увидев озлобленное лицо.
– Да - да, товарищ прапорщик, - с ангельскими, отрешёнными глазами произнёс я, наблюдая за подходящим ко мне Сидоркиным.
– Удавлю!
– сквозь зубы "обрадовал" он меня, подсунув своё гнусное лицо к уху.
– Простите, о чём вы?
– откровенно валял дурака я.
– Сам знаешь! Ты по какому праву поднял руку на солдата?
– Я? Боже, как можно?
– Ну, тварь, берегись!
– он схватил меня за руку и повёл за боксы.
Но по благоприятному стечению обстоятельств меня подозвал подполковник.
– Ты куда намылился, солдат? Тебе особое приглашение? Автобус ждёт!
– Ах, автобус?
– наигранно промолвил я.
– А тут прапорщик хотел со мной о чём-то поговорить.
Я с ухмылкой глянул на исказившееся от испуга лицо прапорщика.
"Шах и мат" - ликовал я, скрестив руки на груди.
Гриневич перевёл взгляд на Сидоркина.
– Понимаешь, прапор, у этого призывника автобус. О чём ты хотел потолковать с ним?
– Да я... это что я? Уже ни о чём!
– Прапор, что за блеяние? Погоны мешают? А ну, доложить по уставу!
– Товарищ подполковник! Призывник Лавренёв поднял руку на солдата, нанёс ему телесные повреждения!
– Да так ему и надо! Солдатом может быть только настоящий мужик, а не те хлюпики, которых обучаешь ты! Да они, я смотрю, уже мыслями на дембеле! Они уже срут на твои погоны!
С этими словами, он повёл меня под руку за серые ворота, где и ждал меня автобус.
– Ты вещи свои взял?
– спросил подполковник.
– Блин. Я сейчас!
– вспомнив, что забыл свои вещи, я убежал к первому боксу.
Схватив вещи, ещё раз глянул в глаза прапорщика.
– Сука, я удавлю тебя!
– шипел на меня он.
– Товарищ прапорщик, что-то от вас и вправду гамнецом подванивает!
– заулыбался я и убежал за серые ворота.
– Что-о?
– заорал он, но было поздно.
Мой след простыл. Впереди - путь в Каменец-Подольский.
Глава IV: "Путь - дорога"
Уже прелиминарно, то есть - предварительно, я знал, что 14 часов придётся провести в поезде. Но как? Что?
– подробности никто не сообщал. В старенький бордовый "Икарус" я запрыгнул резво, правда, ещё у двери подполковник схватил меня за руку и на ухо шепнул:
– А за подобные инциденты в моей воинской части - уши надеру!
– Понял, товарищ подполковник!
– радостно проговорил я и метнулся в автобус. Запахло жженым сцеплением и соляркой. Не успел я определиться с местом, как в воротах КПП показался Сидоркин, обозлённый и дьяволоподобный. Подполковник, красуясь своим превосходным телом, высокомерно обернулся в сторону прапорщика, и непонятливо глянул в его серые, стеклянные глаза.
– Прапор, тебе ещё что-нибудь нужно?
– Да тут, это...
– начал, было, он, но после просто махнул рукой и скрылся за воротами.
Я уселся поудобнее на заднее сидение и с некими мыслями принялся смотреть в окно.
"Ах, как не хочется уезжать..." - печально стало вдруг.
Сержант Кузьменков сел впереди рядом с подполковником, а меня сразу дёрнул какой-то белобрысый паренёк с небольшими глазками разного цвета и насупленными бровями, которые едва различались от цвета кожи.