– Отставить разговоры! Следуй дальше!

Я и вовсе растерялся. Шагая вверх по старинным деревянным лестницам, уже в сопровождении третьего врача, по всей видимости, работника этого госпиталя, я бросил печальный взгляд на входную дверь.

Все двери были будто бронированные и не имели ручек, но вот у того третьего в кармане белого халата одна была. Как раз она и открывала все эти двери.

"Где я?" - изумился я, снова и снова повторяя этот вопрос.

Думалось, что в дисбат попал, но вроде там нет санитаров, значит, это не дисциплинарный батальон. Тогда где я?

Санитар подвёл меня в один из кабинетов и тяжёлыми ручищами подтолкнул вперёд. А когда-то я такое никому не прощал.

Кабинет, в который меня затолкнули, был темный и весь заваленный разными вещами. За столом сидела пожилая женщина с очками и линзами в 5 мм. Свет настольной лампы едва освещал зашедших к ней проводников и молодого гвардейца-неформала. Старуха оторвалась от заполнения бланков и осмотрела пришедших на огонёк людей.

– Вот!
– пододвинула она без всяких церемоний альбомный листок на край стола.
– Здесь вы пишите вашу фамилию и снизу перечень вещей, которые будете сдавать.

Видно было, что сопровождающие и сами-то ничего не поняли, но одновременно пихнули меня вперёд на сковородку.

Оказалось, это кабинет, где хранятся вещи пациентов. А что самое потрясающее: "10-е отделение" - это психиатрия. Привычный процесс в моей голове, а именно, накручивания различных мыслей на этом не остановился.

"За что меня отправили в психиатрию?"

В этот момент, вдруг ни с чего, стало саднить в горле. Прокашлявшись, я медленно начал выкладывать на стол вещи, параллельно записывая перечень на листке "А4".

Лекарства, купленные той таинственной женщиной из Хмельницкой стоматологии, старуха нервным рывком забрала, сказав, что в этом месте мне их с головой хватит.

"Меня что, здесь лекарствами решили закормить??? В психиатрии?" - удивился я.

– И, молодой человек, у нас положено сдавать телефон. А поэтому, вы имеете право на последний звонок!

– Как, последний?
– испуганно переспросил я.

– Молодой человек, вы оглохли, что-ль? Говорю же, сделайте последний звонок и сдайте телефон!

– Да это я понял! Но по какому праву я должен отдавать свой телефон?!!

– Ты сумасшедший?
– заорала она.

В общем, старуха была непреклонна. Мои уговоры были равносильны попыткам уговорить смерть покосить у дома траву.

Маме позвонить я не мог, ведь не было денег на счету. Помните, я мог бесплатно звонить только на номера своего оператора. Вот. Я набрал Саню FOX-а, ведь это один из самых ценных друзей на сегодняшний день.

– Да?
– послышалось на той стороне.

– Привет, Сань.

– Как ты, друг? Мы с ребятами уже соскучились!

– Всё плохо. Слушай, Сань, мне нужна твоя помощь.

– Что случилось?

– Я попал в город Киев, в психиатрическую больницу. Позвони вечером моей маме и скажи, где я.

– А где эта психбольница находится? Киев ведь огромный.

– Э... Чёрт! Я не помню.... Кажется, Госпитальная...

– Понял. Я всё передам! Держись, Дим!

– Спасибо, друг.

После этого старушка без лишних слов и церемоний отобрала телефон. Личных вещей у меня почти не осталось. Что в армии отобрали, что в течение суровой "новой жизни" исчезло.

Даже бритву забрали, аргументируя это возможностью с моей стороны использовать её в качестве инструмента, вершащего суицид.

Похоже, что в психбольнице врачи на порядок безумнее, чем те, кого они здесь называют больными.

По приказу санитара я переоделся в синенькие штанишки да синенький пиджачок и последовал через длинный коридор к расположенной прямо двери. Мои сопровождающие уже отправились в обратный путь, в город Хмельницкий. И вправду, им-то что?

А меня поселили в первую палату. Обширная комната с жёлтыми стенами, с высокими арочными потолками. Вдоль стены стояло по пять кроватей с обеих сторон.

Несмело я зашёл внутрь. Ребята, находящиеся там, были примерно моего возраста. На трёх кроватях спали, на одной играли в шахматы, ещё на одной читали газету. Сразу у входа я увидел аккуратно застеленную койку. Её же и поспешил занять, не дожидаясь встречи с очередным "дедом-ракетчиком Валентином".

В тумбочку сложил свои нехитрые пожитки и сел на койку с блокнотиком и ручкой. Моя воля была совсем подавлена, настроение - да я и позабыл, что это такое. С горя и написал, едва сдерживая слёзы.