Четыре укола в день. Сибазон, димедрол, галоперидол и многое другое. Стоит ли говорить, что всё вышеперечисленное снесёт любой разум уже за неделю.

Разговаривал я с новоиспечённым товарищем, а звали его Дульский Серёжа, он находился здесь уже 57-ой день. Представляете? С сонливостью и подавленным настроением, Сергей пояснил мне, что за витамины нам колют.

– Сибазон колют чаще, чем другие препараты. Дим, и не удивляйся, если у тебя будет явная вялость, замедление психических и двигательных реакций, неустойчивость походки или головокружение. Скажу даже больше, от него может быть повышенная утомляемость, снижения способности к концентрации внимания, дезориентация, притупление эмоций, депрессия и даже антероградная амнезия. Понимаешь?

– Серёга, я, честно говоря, не очень понял, но отчего они тогда колют нас этим?
– испуганно и ошеломлённо спросил я, очень переживая за своё здоровье.

А ведь половину из вышеупомянутых "послевкусий", я уже испытал.

– Они считают нас психами. Вот и колют ради испытаний над нами. А коль власти за жабры возьмут, так они умело аргументируют это тем, что у нас шизофренические психозы и маниакальные состояния.

– Да ты что?

– Да, Дим. И это только начало.

Я кивнул, а сам вспомнил две последние строчки из своего стихотворения: "Нормальный среди психов - психом скоро станет сам!"

Будто в воду глядел.

– Серёга, а что ещё они колют? Только сибазон?
– допытывался я.

– Да какой там? Ещё много всякой дряни. Ну, например - галоперидол. Слыхал о таком?

– Нет. А что от него может быть?

– Оказывает мощное антипсихатическое действие. Депрессия с высоким риском самоубийства, снижение остроты зрения, сухость во рту... Что там ещё? Снижение аппетита, по-моему, тошнота и того рода противопоказания.

– Боже, Серёга. Да я уже всё это испытываю сейчас!!!

– Ну, вот. А я уже здесь 57-ой день. Представь, что довелось пережить мне!

– М-да. Представляю...

– Так вот. Ещё димедрол нам дают.

– Димедрол? А это разве не наркота?

– Ну да. В таблетках и уколах. После него могут быть спазмы, головокружение, кратковременное "онемение" слизистых оболочек полости рта и сонный эффект. Успокоительное по-киевски.

– Вот это да! А откуда ты всё это знаешь?

– Да он же тут ветеран 10-го отделения!
– вмешался в разговор Ярослав Рижук, что также лежал в первой палате и не сводил взгляда с нас с Серёгой.

– Ха. Вы б ребята потише общались, а то санитары услышат - наколют вас! Вы и имя своё позабудете!
– рассмеялся один из ребят.

– Демчук! Иди в задницу!
– заключил Серёжа и, шаркая подошвой резиновых тапок, вышел из палаты.

– Игорь, ну чего ты?
– сердито спросил я.
– Ты ведь знаешь, что Дульский изо дня в день ждёт своей комиссации. А ты как болван сгущаешь краски.

– Кто сгущает? Кто сгущает?!! Я говорю, как есть.

Так и прошла моя первая неделя в 10-м отделении клинического госпиталя.

Где-то в двадцатых числах ноября я раззнакомился со старостой, который определяет дежурных. Всё это больше напоминало встречу быдло-гопника и невинную жертву.

– Эй, ты!
– крикнул он мне в туалете.

Чёрные густые брови и маленькие карие глаза сразу выделялись среди остальных оттенков накуренного общественного туалета.

– Чего тебе?
– с туманной непонятностью переспросил я.

– Сюда иди, я сказал.

"М-да. Культурный разговор сразу располагал к откровенному общению". Моя щека после флюса уже стухла, а поэтому, всё-таки, был рад, что лишил моих врагов ещё одной возможности издеваться надо мной. Подошёл к старшине, мысленно готовился к защите.

– Ну?
– спросил я, в жажде узнать цель его обращения ко мне.

– Ты Лавренёв?
– сердито задал вопрос он.

– Я.

– Ты завтра будешь туалет убирать!

– Это ещё почему?

– Твоя очередь.

– Слушай, старшина, я только недавно очухался после укола. Видел вроде, что со мной было. Давай-ка ты поставишь кого-нибудь другого? Просто мне хреново сейчас.

– Ну и что? Тут всем хреново! Чем ты лучше?

– Не в этом дело. Просто я сейчас нахожусь на грани потери сознания, но опыта кулачных боёв у меня хватит, чтоб объяснить тебе, непонятливому, что пока я не отойду от депрессии, убирать не буду!!!

– Ну, так бы и сказал! Что ж ты своим опытом хвастаешься?

– Как можно доходчивее объясняю тому, кто только красноречиво может подзывать к себе, но не может понять никого, кроме себя.

– Ты что, философ?

– Ну, это конечная точка, на которую я пока смотрю снизу вверх, ведь ещё не скоро её достигну.

– Ясно. Ну ладно, если что, обращусь к тебе за помощью. Ну и ты обращайся.

– Да чем ты мне поможешь? А хотя, слушай, кое-чем ты всё же сможешь мне помочь.

– Слушаю.